Альфред Ассолан - Приключения капитана Коркорана

— Вы забываете обо мне, отец! — сказала Сита, обвивая руками его шею.

— Нет! Я не забываю о тебе, дорогая дочь моя, но всего опасаюсь за тебя; относительно братьев я опасался только смерти их… Сегодня я получил извещение, что полковник Барклай двигается с армией по долине Нербуды. Теперь он в семи милях отсюда, то есть в двух дневном переходе, так как это грузное племя тащит за собою такое множество животных, фуража, повозок, пушек и всякого рода снарядов, что никогда не может пройти более трех миль в течение дня. По несчастью, я не могу отважиться сражаться с ними где-либо в долине у берегов Нербуды, потому что недостаточно уверен в моей армии. Я подозреваю этого гнусного Рао в намерении предать меня. Если только у меня окажутся на это доказательства, этот презренный человек дорого поплатится за измену!.. Но… что это за пароход там, у поворота реки?.. — сказал Голькар, смотря на горизонт в зрительную трубу. — Неужели же это авангард Барклая?

В тот же момент загремел пушечный выстрел: это стреляли из крепости, чтобы дать знать пароходу о необходимости остановиться. Ядро пролетело над пароходом и, шипя, упало в воду. После этого сигнала капитан парохода поднял трехцветный флаг и приближался, не отвечая на выстрел, к берегу. Изумленные индусы все-таки не мешали его маневрам, и капитан Коркоран, так как это был не кто иной, как он, вышел на берег и с решительным видом приближался к воротам форта. Сержант и несколько солдат хотели преградить ему дорогу и скрестили штыки, но Коркоран, ничего не отвечая на их вопросы и угрозы, хотя отлично понимал язык, на котором они говорили, медленно повернулся и поднес к губам свисток, висевший у него у пояса. Раздался резкий свист, заставивший вздрогнуть всех присутствовавших. Но это содрогание обратилось уже в ужас, когда великолепная тигрица появилась на палубе парохода и отвечала на свист ужасным мурлыканием.

— Ici, Луизон! — крикнул Коркоран, свистнув еще раз.

После этого вторичного призыва Луизон выскочила из парохода и очутилась на берегу, к которому уже Коркоран причалил свой пароход. В один момент после того офицеры, солдаты, канониры, пехотинцы, любопытные, мужчины, женщины, дети разбежались по всем направлениям, и Коркоран остался один, если не считать жалкого начальника поста, того самого, который распорядился произвести выстрел в его пароход и которого наш друг капитан схватил в этот момент за шиворот.

— Пустите меня! — кричал индус, вырываясь всеми силами. — Пустите меня, а не то так я позову стражу.

— Если ты осмелишься сделать шаг без моего позволения, то я тебя отдам на ужин моей Луизон.

Эта угроза произвела такое сильное впечатление, что офицер стал послушнее и смиреннее овечки.

— Увы! Всемогущий господин, сдерживайте вашу тигрицу, а иначе мне грозит неминуемая смерть!

И действительно, Луизон, давно не евшая свежего мяса, сильно проголодавшись, кружилась около индуса, весьма недвусмысленно поглядывая на него. Она находила его аппетитным: не очень жирен, не очень худ, но нежный, откормленный и как раз в соку. По счастью, Коркоран его успокоил на счет намерений Луизон и затем спросил:

— В каком ты чине?

— Я поручик! — отвечал индус.

— Поведи меня во дворец государя Голькара.

— С вашей… подругой? — спросил индус нерешительным тоном.

— Черт возьми! Неужели ты думаешь, что я стыжусь своих друзей, когда являюсь во дворец?

«О Брама и Будда! — размышлял в этот момент индус. — Какая досада, что мне пришла в голову нелепая мысль сделать выстрел по этому пароходу, вовсе ничего дурного не замышлявшего! Для чего мне было спрашивать имя прохожего, который мне ровно ничего не говорил? О Рама, непобедимый герой, ниспошли мне на время твою силу и твой лук, чтобы я мог пронзить стрелами эту Луизон, или ниспошли мне твою быстроту, чтобы я мог улепетнуть мгновенно к себе домой».

— Ну что же? Покончил ты со своими размышлениями? — спросил Коркоран. — Луизон может потерять терпение.

— Но, господин, — возразил индус, — если я вас приведу во дворец государя Голькара с тигрицей, следующей по пятам за вами, или, увы, лучше сказать за моими пятами, то Голькар прикажет отрубить вам голову.

— Ты так полагаешь?

— Полагаю ли я! Еще бы не быть в этом уверенным. Ведь Голькар не приступает к вечерней молитве, пока не посадит на кол пять или шесть человек в течение дня.

— Ах! Так вот что? Этот Голькар мне нравится… Я принял окончательное решение, посмотрим, кто из нас двух посадит один другого на кол.