Вадим Органов - Воспоминания

Работа закипела, все шло своим чередом. Ребята подовали на полотья снопы, девчата расправив их подавали те в молотилку, внизу другие уже оттаскивали намолоченное зерно к веялке, провеяв его клали на весы и относили в амбар. Время безудержно летело и вот уже обед.

Обед был на славу и от добавки никто не отказался. Мы уже почти успели проголодаться. После обеда конечно с непривычки стало тяжелей, но виду никто не подавал, но каждый уже ждал конца работы. Ужинали совсем почти выбившись из сил, Уже меньше звучало шуток и смеха. А заснули все сразу, уже без каких-либо увещеваний.

Следующий день подъем был для всех тяжелый. Вставать уже совсем не хотелось. Чувствовалась пришедшая вдруг непривычная усталость, но работа не ждет. Нужно было привыкать и не киснуть попусту.

Кто-то начал брызгаться водой и это немного отвлекло, а потом и вовсе дало некоторую разрядку для всех нас. Хотя все были мокрые, но чувство усталости немного притупилось.

День шел за днем. Весь сентябрь 1941 года в Краснополянском районе был теплый и сухой. Тяжело было только первые пять дней, а потом постепенно все втянулись в работу, перезнакомились с местными сверстниками и даже устраивали танцы с патефоном. Время летело незаметно и вот отпущенный нам месяц закончился и пора было возвращаться домой.

схожая с нашей технология молотьбы

Последний рабочий день был до обеда. Все местные, кто мог, пришли нас провожать. Колхозники, деревенские ребята, уже ставшие нам друзьями. Председатель колхоза благодарит нас за хорошую работу и примерное поведение, желает нам хорошей учебы.

— Вы внесли посильный вклад в победу, в которой никто из советских людей не может сомневаться.

Другая пожилая колхозница тоже благодарила нас, заканчивая выступление надеждой.

— Мы скоро победим этого ирода, этого Гитлера.

Кто такой этот «ирод», мы смогли лишь догадаться по сравнению с понятной нам фигурой лидера фашисткой Германии. Наверно тоже очень нехороший человек, и такой же наверно практически безумный.

И вот мы теперь уже первого октября снова в школе. Звонок на урок, рассаживаемся по местам, первый урок должен быть немецкий. Мы уже знаем, что у нас новый учитель, но еще не знаем кто это. Дверь открывается в класс входит наша новая преподавательница. Она такая важная, смотрит на нас подозрительным взглядом, как бы говоря, ну поглядим какие вы тут. Почему-то это нам сразу не понравилось, как и сама новенькая. Она поздоровалась по немецки.

— Gutentag! Nehmt ihre Plätze! Setzet bitte!

Она продолжала говорить дальше по-немецки, а мы ничего не понимали. Из всего ей сказанного мы поняли, как её зовут, Мария Павловна, и что она наш новый классный руководитель.

Еще в колхозе я как-то выбился в лидеры, и казалось вопрос о старосте в классе был решен. Я почувствовал на себе взгляды всех ребят, и должен как-то объяснить ей теперь, что мы ничего из сказанного ей не поняли. Я поднял руку.

— Kann ich sagen?

— Fragst du misch? Wie heißest du?

Она попросила назвать мое имя.

Я начал сначала по немецки, запутался, по том по русски также несвязно попытался объяснить наше общее непонимание. Она посмотрела на нас с явным укором. И начала еще раз уже по-русски все нам объяснять. После уроков состоится собрание класса и мы должны избрать старосту. С задней парты мой сейчас давно забытый приятель, крикнул, что староста уже у нас есть и назвал меня. На что она твердо и решительно произнесла, как можно убедительней с настойчивой интонацией, что этот вопрос мы будем решать после уроков, и сейчас не время посреди учебного процесса заниматься подобными вопросами. Она начала нам объяснять урок.

Мы почти до конца дня строили предположения и делились своими догадками друг с другом. Как началось собрание, сразу все прояснилось, Мария Павловна предложила кандидатуру ученицы. Её протеже училась с нами до седьмого класса, а восьмой она перешла в московскую школу, где преподавала Мария Павловна. С нами в колхоз эта ученица не ездила. Спорили долго и ни какому результату так и не пришли. Ситуация продолжалась еще четыре дня. Все эти дни мы спорили, и чем больше наша классная на нас давила, тем больше и мы протестовали. Дошло до того, что только речь заходила о её кандидате, раздавалось улюлюканье и громкое громыхание наших ног. Мария Павловна не выдержала и пошла первой жаловаться директору. Иван Федорович выслушал её и все её претензии к классу и совершенно спокойно попытался её успокоить.