Николай Чернышев - Западня

— Дядя Миша, идите-ка сюда! Руда!

Я поспешил на зов, но Петя уже бежал ко мне, держа в руке мокрые куски песчаника, на бурой поверхности которого ярко выделялись зеленые оспинки.

Да, это была медная руда. Но откуда она здесь взялась? Мы облазили все вокруг и убедились, что обломки руды встречаются только в русле реки. Было ясно, что песчаник принесен речным потоком откуда-то сверху, по-видимому, с тех куч, к которым лежал наш путь. Если так, то перед нами не Каменка, а Черная речка, и нам надо идти вверх по течению. У меня мелькнула мысль, что рудные кучи, по всей вероятности, уже неподалеку: песчаник, который мы нашли, был непрочный и не мог бы выдержать долгого путешествия.

Своими соображениями я поделился с Петей. Возбужденные находкой и близостью желанной цели, мы не стали долго отдыхать. Однако, несмотря на наш энтузиазм, вверх по речке пришлось двигаться очень медленно. Этот путь оказался еще более трудным, чем через тайгу. Коренные берега реки сильно сблизились и были очень круты — по ним невозможно было идти. Продвигаться по руслу мешали густые заросли травы и кустарников, многочисленные завалы из упавших деревьев. Приходилось отдыхать через каждые полчаса — так утомительна была борьба со всеми этими препятствиями…

Вот и Каменка! У ее устья возвышались мощные толщи светло-серого песчаника, из-за которого, очевидно, эта речка и получила свое название. Передохнув немного, мы вновь двинулись вперед. Нарушая простейшие правила похода, все чаще и чаще стали припадать к холодной речной воде. Но чем больше пили, тем сильнее чувствовали жажду. Следов пребывания человека в этих местах не было видно. Зато часто встречались следы лосей, то и дело из-под ног с тяжелым хлопаньем крыльев испуганно срывались и исчезали в лесу глухари и тетерева. Много раз попадались ночные хищники — совы, довольно уютно, по-домашнему устроившиеся на ветках и близоруко моргающие круглыми желтыми глазами.

День подходил к концу. И когда стало казаться, что мы уже не в силах двигаться дальше, лес вдруг расступился. Перед нами открылось удивительное зрелище: на обоих склонах возвышались громадные холмы в виде усеченных конусов, густо заросшие мелким кустарником. Кое-где склоны не были прикрыты этим живым чехлом, и была видна то ярко-зеленая, то густо-синяя порода. Не трудно было догадаться, что перед нами те самые рудные холмы, до которых мы с таким трудом добирались целых два дня.

Несмотря на усталость и наступающую темноту, я сразу же начал осматривать участок. Оказалось, что куски медной руды, которые почти сплошь покрывали поверхность этих странных холмов, лежали вперемежку с кусками нерудного песчаника и твердой глины. Это говорило о том, что перед нами обычные отвалы. Однако в них было исключительно большое количество руды. Почему вместе с пустой породой выбрасывали в отвал богатую руду, — было совершенно непонятно.

Поблизости находились обвалившиеся и заросшие устья старых шахт и шурфов. В одном месте я обнаружил хорошо сохранившийся вход в штольню, замаскированный колючими ветками шиповника. Нижнюю часть прохода завалило осыпавшейся сверху землей. Из этой искусственной пещеры, сделанной нашими дедами более ста лет назад, тянуло прохладой и сыростью, — видимо, штольня уходила далеко под землю.

Я поднялся на вершину одного из холмов. Здесь была небольшая ровная площадка, от нее к горе тянулась высокая насыпь. Насыпь привела меня к полностью заваленному входу в штольню, которая была в два раза шире, чем предыдущая. Но в это время стало уже так темно, что пришлось бросить дальнейшие исследования.

Вокруг темнели силуэты вековых елей. Они как будто уснули, широко раскинув свои ветви-крылья. У подножья холма Петя развел костер и готовил ужин. В розовом дыму взлетали тысячи искр, иногда видно было, как уголек, вылетевший из костра, описывал в ночной мгле светящуюся дугу.

После ужина мы подложили в костер сухих еловых веток и при ярко вспыхнувшем пламени установили палатку. Невзирая на большую усталость, я долго не мог заснуть. Стояла мертвая тишина. Слышалось только спокойное дыхание Пети да временами возня нашего четвероногого друга. Из головы не выходили мысли о холмах из руды, возле которых мы сейчас лежали. Что они сделаны человеком, — не было никакого сомнения. Но почему такое большое количество ценного сырья было безжалостно брошено, в то время как к заводам возили за многие сотни километров даже бедную руду? Плохая дорога? Но ведь руду могли возить зимой, когда болото замерзает… Интересно было то, что раньше эти холмы, очевидно, не были зелеными. Никита Митрофанович говорил, что он слышал о каменных кучах, но не о зеленых. Здесь была какая-то загадка, которую нужно было во что бы то ни стало разгадать. С этой мыслью я и уснул…