Джеймс Кервуд - Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца

— Вам, может быть, лучше вернуться в палатку и отдохнуть, — сказал Билли. — У меня еще не было времени посмотреть, серьезно ли вы ранены.

— Пустяки, — сказал Дин. — Я ударился о камень, скатившись с обрыва, и это оглушило меня на несколько минут.

Билли чувствовал, что глаза Изабеллы вопросительно устремлены на него. Он начал снимать с саней привезенный ею хворост и бросал его в костер. Он бы предпочел, чтобы Скотти и она немного дольше пробыли в палатке. Лицо его горело, и кровь огнем переливалась в жилах. Он заметил блеск стали на руках Дина.

Сквозь дым костра он видел Изабеллу, обнимающую мужа. Он видел, как ее маленькие пальцы, не отрываясь, держали его за наручники. Вдруг он подбежал к ним, не боясь больше встречаться глазами ни с Изабеллой, ни с Дином. Лицо его горело радостью, и он протягивал к ним руки, точно собираясь заключить их обоих в объятия в этот момент самоотречения, жертвы и начала новой жизни.

— Вы знаете, вы оба знаете, почему я это сделал! — вскричал он. — Вы слышали, Дин, — когда вы лежали в ящике, — что я говорил. Все это была правда. Она явилась ко мне из этой метели, точно светлый дух, и я буду всю жизнь думать о ней, как о самом высшем, что есть на свете. Я не знаю ничего о Боге, о том Боге, кого они сами придумали, который требует око за око и зуб за зуб и приказывает убить человека, который убил. Но есть что–то в этих широких равнинах, что–то, заставляющее вас стремиться поступать хорошо и справедливо. Вот что говорит мне моя библия — мой голубой цветок… Я дал ей голубой цветок, и теперь и навсегда — она мой голубой цветок. И мне не стыдно говорить это вам, Дин, потому что вы это слышали раньше, и вы знаете, что я не думаю ничего дурного. Я становлюсь лучше, когда вижу ее лицо и слышу ее голос и буду думать о такой любви, как ваша, когда вы уйдете. Потому что я хочу отпустить вас, Дин, старина. Я ведь для того и пришел, чтоб спасти вас от них и вернуть вас ей. Вы, может быть, поймете… теперь… что я чувствовал!.. — Голос его прервался. Сияющие глаза Изабеллы смотрели прямо в его душу, и он тоже прямо смотрел на нее и видел в ее взгляде награду себе. Он подошел к Дину. Ключ повернулся в замке кандалов, и когда они упали в снег, оба мужчины схватили друг друга за руки, и в глазах их светилось редкое чувство — верная любовь мужчины к мужчине.

— Я рад, что вы это знаете, Скотти, — сказал Билли мягко. — Если бы вы не знали, это не было бы так прекрасно. Теперь я могу думать о ней, и это не будет низко. И если вам когда–нибудь понадобится помощь, — где бы вы ни были, хоть в Южной Америке или в Африке — все равно я приеду к вам, как только вы дадите мне знать. Вам лучше всего поехать в Южную Америку. Это хорошее место. Я сообщу в главную квартиру, что вы умерли от падения. Это ложь. Но Голубой Цветок решилась на ложь, значит, и я могу. Иногда, знаете, друг, который лжет, — единственный истинный друг, и она бы сделала это тысячу раз ради вас.

— И ради вас, — прошептала Изабелла.

Она протянула руки, ее голубые глаза наполнились слезами счастья, и Билли на минуту взял одну из ее рук и подержал в своих. Когда она заговорила, он смотрел поверх ее головы.

— Когда–нибудь судьба пошлет вам счастье за то, что вы сделали, — сказала она с рыданием в голосе, — то счастье, о каком вы мечтали. Вы найдете свой Голубой Цветок — чистый, прелестный и верный — и тогда вы еще лучше поймете, что значит для меня жизнь с ним.

Тут она не выдержала и заплакала, как ребенок. Закрыв лицо руками, она ушла в палатку.

— О! — пробормотал Билли, подавляя вздох.

Он посмотрел в глаза Дину, и тот улыбнулся ему радостной улыбкой.

С четверть часа они проговорили одни, потом Билли вытащил из кармана бумажник.

— Вам нужны будут деньги, Скотти, — сказал он. — Вам не следует здесь оставаться лишнее время. Отправляйтесь в Ванкувер. У меня здесь триста долларов. Вы должны взять их или я застрелю вас.

Он только — что успел всунуть деньги в руку Дина, как Изабелла вышла из палатки. Глаза ее покраснели, но она улыбалась и держала что–то в руке. Она показала это обоим мужчинам. Это был голубой цветок, который Билли дал ей. Но теперь лепестки его были оборваны и девять лепестков лежало на ее ладони.

— Он не должен принадлежать одному, — сказала она мягко, и улыбка погасла на ее губах, — здесь девять лепестков — по три для каждого из нас.

Она дала три своему мужу и три Билли, и минуту мужчины смотрели на голубые лепестки, лежавшие на грубых жестких ладонях. Потом Билли достал кожаный мешочек, куда он положил прядку волос Изабеллы, и спрятал туда же голубые лепестки. Дин уложил их в старый конверт. Билли тихо сказал Дину: