Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Здоров, Избаке?

— Здоров. Спасибо. Все хорошо, ата.

— И у нас хорошо. Где тонул?

— Ракуший сор знаете?

— Омартай тут все знает.

— Там тонул.

— Дрался с кем? Штаны порвал, рубаху порвал, морду порвал немного, — и протянул чашку с рыбой, лепешку. — Кушать хочешь?

Избасар запустил обе руки в еду.

Только когда чашка опустела, он утвердительно кивнул головой.

— Дрался, немного, ата.

— В Ракушах все сделал?

— Все.

С лодки доносился храп.

— Кожеке спит?

— Акбала тоже.

— Ахтан как?

— Может, хорошо будет, может, — плохо.

— Парус надо поднимать, ата.

— Будем поднимать.

— Я пойду поднимать.

— Конь где?

— Уряднику отдал.

— Откуда узнал, что ему надо отдать?

— Узнал, — усмехнулся Избасар.

— Я коня старосты три раза глядел. Зубы щупал. Хорошо сделал Избаке, что не его заседлал. Совсем запаленный конь. Харчит. Не довез бы он тебя до Ракуш.

Избасар тихо рассмеялся. Он представил лицо Байкуата, если бы тот услышал эту «ругань» Омартая.

— Доска на носу рыбницы теперь другая?

— Другая. Шапал днем приходил.

Омартай стал собирать в мешок лежавшие у костра пожитки, посуду.

…Ближе к полуночи лодка покинула косу. Омартай повел ее на сереющий впереди мыс. Из камышей выплыла большая круглая луна. Бледный свет ее пробежал по морю и лег на волну широкой позолотой, сотканной из кружевных нитей. Лодка скользила по этому золоту, разбрасывала тугие звонкие капли.

За мысом от камышей отделилась низкобортная причалка.

— Это мы, — издали еще, не громко донесся предупреждающий голос. Избасару он показался знакомым. Когда причалка приблизилась, Джанименов увидел: в ней находятся Шаповалов и один из казахов — Матай.

— Белые что-то бегают шибко, — сообщил Шинтаза, — ловцы говорят, от пристани три катера пошли с солдатами. Туда пошли, — махнул рукой Шинтаза. — И сюда пошли.

— Спасибо.

— Ну, счастливо.

А на свету наперерез лодке выкатилась из легкого туманчика моторка.

— Ложись, — скомандовал Избасар. — Это из Ракуши мотор.

— Стрелять хочешь? — спросил Омартай.

— Подойдет близко — гранату надо бросать, — и приготовил сразу две гранаты. Кожгали вытянул винтовку и прикрыл ее сверху рубахой.

— Не торопись стрелять, — посоветовал Омартай.

— Эй, убирай парус, — закричали на моторке. Она застопорила ход и прижалась вплотную к лодке.

— Кто такие? Зачем идете в море? Не велено с сегодняшнего дню. Приказано подряд задерживать всех.

Руки Избасара и Кожгали в карманах, лица напряжены.

— Домой, Забурун идем, — спокойно ответил сидевшим в моторке казакам Омартай и протянул пропуск… — Вот, читай, пожалуйста, бумага есть.

Казак повертел в руках документ.

— На, погляди, Коломиец, — протянул казак бумагу напарнику.

— Пропуск ето. В Забурун дозволяется морем ходить и назад вертаться. На лодку и на людей распространяется пропуск. Не просрочена бумага, действительна. С печаткой.

— А кто подмахнул ее?

— Ильин наш.

— Чего же станем делать? Задержим аль пропустим? Вахмистр велел подряд всех ловить.

В руках у Омартая бутылка коньяку. Казаки вдруг закашлялись все разом.

— Нехай плывут, — Коломиец забрал у Омартая бутылку и многозначительно подмигнул своим.

— Вы, ребята, табачком не богаты, к случаю, — вздохнул тоскливо сидевший на корме чубатый казак.

— Много табаку. Нате кисет на всех.

— Вот спасибочко, ребята, вот уж уважили. Ну шпарьте отсель.

Избасар поставил спущенный Омартаем парус. Лодка чуть накренилась и пошла в открытое море. За кормой у нее таяла, опускалась ниже земля. И где-то среди ее опаленных солнцем барханов медленно гнал от берега коня одинокий всадник. Он держал путь на Мангышлак. Временами всадник останавливался, запускал руку в черную, похожую на черпак бороду, курил, тушил пальцами окурок, плевался и, ругаясь сквозь зубы, гнал коня дальше, туда, где нет этой рыжей бестии — поручика Исаева и нет этого черта Ильиных… Его, конечно, горбоносый киргиз уже отправил на тот свет. В этом можно было не сомневаться. Но отвечать за Ильиных перед полевым судом у бородача охоты не было. У такого суда приговор всегда один — расстрел.

С высоких барханов, за кромкой берега, от которой двигался всадник, еще можно было видеть, как нежилось на ядреном солнце море, набухало синевой.

И где-то, затерявшись среди его шири и синевы, бежала лодка, бежала на Астрахань. Дул ровный попутный ветер.