Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Ну вот, видите! Так-то вам бы сейчас на полу валяться. Но вы уж сами себе решайте, когда падать, а когда продолжать драться. «Крови» тут более чем достаточно, куда ни ударь.

По серому боку халата расползалось багряное пятно. Предупреждая резонный вопрос о том, как мне теперь ходить в таком виде, второй сын мастера Сюя достал из-за пояса продолговатый флакон с насадкой в виде головы дракона и опрыскал бок бесцветной жидкостью с едким запахом. Не прошло и минуты, как пятно посветлело и пропало, не оставив следа. Таких флаконов к халату прилагалось два. Пессимистичный оружейник, вероятно, считал, что рубить и резать меня будут на каждом постоялом дворе.

Халат был несколько тяжелее моего привычного, но я не привередничал. В этот раз в путь до столицы предстояло отправиться без охраны и даже без слуг — только я и Юань Мин. Учитывая мои дальнейшие планы, я полагал, что так будет даже лучше.

Спустя всего час после того как Сюй Чаньпу и его сыновья ретировались, вышли и мы с «господином Белой Шляпой». Сейчас это прозвище подходило ему как нельзя лучше: со старой шляпой он в дороге не расставался и носил, низко надвинув на глаза. Учитывая возраст моего спутника, я решил по возможности как можно большие расстояния преодолевать в паланкинах и повозках, и был удивлён, когда нам впервые пришлось идти пешком: Юань Мин не отставал от меня ни на шаг. Покидая Дуншань, он был неразговорчив и, как и я, держался насторожённо, но уже второй день пути он встречал умиротворённо и в хорошем расположении духа. А узнав, что я собираюсь проложить маршрут по знакомым мне местам через Цискую дугу, и вовсе весело рассмеялся:

— Странствующий даос как-то рассказал мне древнюю историю о воине, который вошёл в каменный лабиринт восьми триграмм, чтобы победить рогатого демона. Лабиринт был опасен и сам по себе: он постоянно менялся, и прошедший вратами смерти уже не мог из него выбраться. Воин, чтобы не заблудиться среди предательски одинаковых стен, разматывал по пути моток шерсти, по которому и вышел обратно. Так и я сейчас по старой нити прохожу прежний путь — по тем же самым местам. Кажется, присмотрись к этим камням, и увидишь мои следы двадцатилетней давности. Вот только воин из легенды нашёл и прикончил своего демона, а мой ещё где-то бродит.

В первые две недели года спрос на перевозки невелик, и извозчичьи дворы Циской дуги, на днях кипевшие людьми, стояли полупустыми. Но нам так или иначе удавалось взять коляску, и двигались мы почти без задержек. Небольшая заминка возникла лишь однажды, на западной окраине Сыту, при примечательных обстоятельствах. Слуги с постоялого двора сбились с ног, разыскивая нам извозчика и с горем пополам предложили какого-то босяка с подводой до Луаньху. Юань Мин никогда не участвовал в подобных обсуждениях, но тут решительно высказался против. Я с ним согласиться: крюк отнял бы у нас полдня — но позже в памяти всплыла беседа местного зеленщика с администратором Ли.

Цифры сходились. Мой спутник проходил Циской дугой двадцать лет назад, тогда же двое смельчаков освободили Луаньху от четвёрки барсов-людоедов. Вполне возможно, что одним из смельчаков был мастер фехтования Шангуань. Спрашивать об этом прямо было бы бессмысленно. «Господин Белая Шляпа» слишком долго молчал о прошлом, чтобы сейчас откровенничать. Именно поэтому, как подсказывала логика, сейчас он отказался посетить спасённую деревню, где могло сразу же открыться слишком многое. И, как ни подбивало меня любопытство, принуждать его к этому я не хотел — иначе мы рисковали бы встречать Праздник фонарей в Луаньху, а не в области Цзюй, куда мне хотелось попасть уже через десять дней.

Возможно, портрет Юань Мина с моих слов складывается противоречивый. В своё оправдание скажу, что и меня всю дорогу не оставляло чувство противоречия между тем, что я вижу и слышу, и тем, что, на мой взгляд, оставалось невысказанным и неизвестным. Нельзя сказать, будто мой спутник держался замкнуто — напротив, по-стариковски щедро делился воспоминаниями и занимательными историями о каждом хуторе и о каждой рощице, мимо которых мы проходили, — но непонимание его исходных установок действовало гнетуще. В прошлом я чётко понимал, что, скажем, администратор Ли или поверенный Ким играют на стороне господина Чхве, а Бянь, как бы я к нему ни относился, — на противоположной стороне, за Шэн Яня. Даже многоликий Чэнь Айго, когда сопровождал меня, казался понятным и преданным человеком дуншаньского правителя. Но за кого играл Юань? Шёл ли он сейчас просто выполнять поручение гостеприимного хозяина или вёл какую-то свою партию?