Марат Байзаков - Байки из F@cebook

– Ну, подходи, малой, не боись, – прошипел горбач. – Тебе же позвонить надобно.

– А я и не боюсь, – пробурчал я в ответ, выжимая из себя смелость, а глазом меря его рост. Он был на голову ниже меня, хоть и было ему лет этак за тридцать.

«Карлик, а ещё меня „малым“ обзывает!» – усмехнулся я, а самому всё же было боязно стоять подле него. Но надо было звонить на 18-й. Честно говоря, я даже хотел, чтоб никто не поднимал трубку, чтоб я смог скорее убежать от горбача. Но там ответили.

– Опоздал? – спросил Квазимодо.

– Опоздал, – ответил я, вешая трубку.

– Я тебя, малой, часто тут вижу, – криво улыбаясь, продолжал горбатый. – И хочу дать тебе дельный совет: плюнь ты на них, а за место их «жёлтой прессы» купи себе весь БСЭ.

– БСЭ?

– Большая Советская Энциклопедия. Дорого, но нужная вещь.

Затем он взял мой кроссворд и начал его изучать.

– Вот, к примеру, ты пишешь тут «Деймос». Ты это просто вызубрил или же знаешь, что оно с греческого значит? А ты в курсе, что ещё за 150 лет до официального открытия спутников Марса ирландский писатель Джонатан Свифт в своём «Путешествии Гулливера» случайно «предсказал» наличие двух спутников у Марса? Мистика, да и только!

Я не помню, сколько часов я общался, а точнее слушал этого горбатого Гения, в прямом смысле этого слова. Он столь детально и завораживающе разъяснял мне про каждое слово в моём кроссворде, что мне, поражённому его кругозором, уже не виделись его жуткие увечья. Я не замечал его верблюжий горб. Его единственный глаз был полон мыслей и светился жизнью. Столько чудных миров было сокрыто в этом тесном изуродованном тельце.

Было видно, что Квазимодо боготворил книги, они, как Собор Парижской Богоматери у Гюго, заменяли ему и семью, которой у него не оказалось, и дом в уездном городе А., что в 100 км от этой лицемерной редакции с красным телефоном, и общество, которое его панически боялось и сторонилось.

Запомнилась его последняя фраза: «Книги это всё, что я люблю».

С тех пор тридцать томов БСЭ, как солдаты на плацу, стоят в моей библиотеке, как символ «Человеческой Воли» и, наверно, я не променял бы их ни на какой Google.

А к Вам пристают таксисты на улице, умоляя Вас подвести?

Так это вы ещё нашего сердитого бомбилы не видали, что на жёлтой «копейке» 78-го года аккурат возле моего гаража дежурит!

С шести утра до поздней ночи этот угрюмый невысокий мужик с кончитавской бородой и в вечно сицилийской копполе ненавязчиво (как и весь советский сервис в прошлом) предлагает прохожим свои услуги.

Каждое утро проходя мимо его дряхлой «ласточки» к своему гаражу я обязательно услышу, нет, не «Доброе утро», а неожиданное «Такси надо?».

А ведь он точно знает, что и у меня есть своя «ласточка», причём новая, хотя и капризная. Знает какой гараж я сейчас стану отворять, звеня своими ключами как апостол Пётр. Он даже знает, что я ему отвечу. Знает он всё это потому как ютится он у моего гаража вот уже который год, а вопрос свой «неожиданный» он всё же задаст:

– Такси надо?

А лицо спокойное такое, невозмутимое.

Ну и я с годами выработал свою манеру и всё с той же невозмутимостью который год отвечаю:

– Не сегодня.

Вот и весь диалог. Каждое утро. Несколько лет подряд.

Вот это, я понимаю, – стабильность!

Вы замечали тик у заморских политиканов, которые физически не способны закончить свою речь не сказав в конце: «Б-же храни вас и б-же храни…"? В общем, с этим таксистом, я подозреваю, тот же самый диагноз.

Хотя с другой-то стороны: человек не теряет надежды, не сдаётся, и настырно предлагает мне свою помощь добраться до пункта «Б».

Я же, самый гуманный из всех гуманоидов, обнадёживаю его, отвечая «не сегодня». Это значит «может завтра», а «может в следующем году». Клиента нет, а надежда есть. Гуманист!

А ещё, скажу вам по секрету, когда я чего-то настырно пытаюсь добиться, а у меня это никак не получается и падают руки, я вспоминаю того невозмутимого бомбила с жёлтой «копейкой» и настырно пытаюсь вновь и вновь.

В самой средней из Среднеазиатских Республик прожигал свою беспечную жизнь молодой человек. По батюшке своему был тот крендель вовсе не русским, хотя и мыслил по обыкновению на нём, причём мыслил он не без грамматических ошибок.

Пусть и было у молодого человека прозападное мышление, но зиждилось-то оно на пылком темпераменте Востока, где наивные советские ценности всё ещё выказывали признаки жизни и тесно переплетались с изощрённой культурой Ислама.