Радостный вопль хозяйских собак, счастливый визг моего кобла, в куче друганов крутящегося подле избы, Стас, выскочивший в жеваных кальсонах наружу, – все, притопал, принимай, хозяин, на целый месяц своего старого друга! Оладушки, смородинное варенье, душистый чаек, специфичный запашок заматерелого зимовья, вмиг опавшие усталые плечи, расслабуха и тихая радость от встречи. Хвастаюсь своей удачей, разглаживаю на коленке бархатистую соболюшку и не сразу замечаю чуть помрачневшую физиономию закадычного друга. Достав маленький ножичек, Стас, оснимывая профессионально тушку, читает параллельно курс молодого бойца, раскрывая повторно специфику пушного промысла, включая обработку сырья. Затем, натянув шкурку на «пялку» и расправив все складки, отправляет ее на сушку. Вот тут и выясняется, что по сей день он не добыл еще ни одного соболя. Пытаясь как-то развеселить друга, выдаю серию новых анекдотов, но разговор как-то не клеится, и мы, покормив собак, укладываемся баиньки.
А на следующий день началась работа. С утра, перекусив, отправляемся со всем хвостатым шалманом в тайгу. Ходовая охота в ноябре, при небольшом снежном покрове, зачастую бывает очень эффективна, что и подтвердил наш первый совместный выход. Собаки работали не переставая, белки вдоль реки было полно, около обеда загнали и взяли первого соболя, а около четырех вечера – второго. Утомленные, но страшно довольные возвращались мы в зимовье. Достав с полки поставленную к моему приходу трехлитровку рябиновки с наклейкой «Тимофеевка», отметили удачное открытие сезона, а далее началась тяжелая промысловая охота со всеми хохмами, неудачами и радостями. Ну, об этом уже опосля…
Табачище, разудалый хохот и не менее слабые выражения, бутылочка «Салхино», пущенная по кругу, – далекий шестьдесят первый год, третий этаж «зиковской» общаги на Эльмаше. Кутерьма сборов первого десанта на далекие и пока неведомые Саяны. Нас трое: Игорь Дю-Вернуа, «Дюша», хохмач и умница; Витька Широков, «Пиня», самый старый, ему аж двадцать шесть, позади Казанский авиационный с красным дипломом, спортсмен и дюже серьезный по жизни; ну и я, «Тимоха», молодой раздолбай, склонный к авантюрам, о котором родная бабуля всегда говаривала, что, мол, у тебя, Валерко, с детства шило в заднице.
Дюша
Регочущая компания здоровяков, крякая и сквернословя, уминает наши «абалаки», набитые «констервой», крупами, носками, запасными штанами, патронами и рыболовными снастями, стараясь распределить веса рюкзаков с учетом наших собственных. Наконец все затихло. Вся толпа по русскому обычаю рассаживается кто где: на полу, на подоконниках и кроватях. Минута молчания – и дружный топот молодой оравы, рвущейся на ж/д вокзал, завершает первый акт этого действа. «Дюша», обрушившийся при посадке под грузом огромного рюкзака, вызвал недоуменные возгласы друзей, прокомментировавших данное событие чрезвычайно образно, экстраполируя его во времени и пространстве.
Свисток, гудок, и общий вагон пассажирского поезда Свердловск – Абакан, пропахший кислым «амбре» носков, высунутых в проход, неистребимым сочетанием запахов пеленок и молочной колбасы, красноголовой водочки и крепкого табака, раскачиваясь и поскрипывая, понес нас навстречу неизведанному. Минусино-Усинский тракт, серпантин неухоженный дороги, десятичасовое путешествие в отнюдь не «мерседесовском» автобусе – и перед нами столица Тувы, Кызыл, город, где сливаются Большой и Малый Енисей, посреди которого торчит столб «Центр Азии», клубы пыли и множество очаровательных метисок. Местный аэропорт, как разворошенный муравейник, занят самим собой, принимая и отправляя грузы, аборигенов и лиц «бандитской национальности» во все закоулки этого горного края, куда, как в песне, «только самолетом можно долететь». Вперемешку с какими-то бочками, узлами и ящиками, сидя друг на друге, прибываем воздушным путем, испытав дикую тряску и американские горки воздушных ям, в райцентр Тоора-Хем, самое сердце Тувы, расположенный на берегу Бий-Хема, то бишь Большого Енисея. Зарядил гнусный моросящий дождь, и наша палатка, притулившаяся на краю так называемого аэродрома, стала как бы красным уголком для влипших в непогоду «летунов» и местных технарей. Ужасающие, завораживающие и кретинские истории, рассказанные под брезентовым пологом старожилами этих краев, доводят нашу нервную систему до состояния закипания.
Читать дальше