Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

Решившись, я направился к костру. Доски прогорали быстро, но для того, чтобы получить достаточную кучу углей, их было маловато. Надо бы помочь девчонкам. Но сначала — добыть воды. Красное ведро с пожарного щита из той же волшебной кладовки оказалось как нельзя более кстати, и я быстро зашагал к выходу из тоннеля.

Сощурившись от яркого солнечного света, я осмотрелся. Тоннель, как легко можно было предположить по доносящемуся от портала гулу, выходил на высокий железнодорожный мост, пересекавший ущелье в полумиле ниже плотины гидроэлектростанции. Рельсовый путь уходил на другую сторону через пробитую в красном граните береговых утесов выемку, густо заросшую торчащей между шпал малиной и бузиной. На громадном быке, сложенном из гранитных блоков, обнаружилась уходящая вниз цепочка скоб, огражденных трубой из металлических прутьев. Не могу сказать, что лазанье на высоте входит в мои любимые занятия, но пробираться вниз через темные затхлые потерны и тоннель, завешанный слизистыми коконами, было бы еще неприятнее. С другой стороны, спускаться по скобам, с ведром в руках, а потом лезть ярдов пятьдесят обратно — самый последний вариант, к которому я прибегнул бы. К счастью, проблема решилась проще. Перейдя мост, я буквально через пару десятков шагов нашел стекающий по покрытой густым мхом выщербленной гранитной стенке прозрачный ручеек.

Полчаса спустя, потирая все еще красное ухо, я ворошил угли, нагребая жар на запекающееся прямо в панцире мясо. Божественный аромат, разносящийся по всему тоннелю, лучше любых аргументов убедил всех собравшихся вокруг костра в моей правоте. Алиса, немного виновато поглядывая на ухо, продолжала:

— …Он же и сам нас хотел съесть, правда? Так что это просто восстановление справедливости.

— Конечно. Ешь, или тебя съедят. Раз не получилось, не обессудь.

— И, вообще, креветок же мы едим?

— Едим.

— Крабовые ножки тоже в салат кладут. Значит, и крабов едим.

— Едим. И еще раков — с пивом.

— Ну тебя, Золтик! Помню я, какой ты возвращаешься после пива. Ракообразный весь такой. Со шнурками на штиблетах справился только, когда ножницы нашел.

— Вот какая у тебя злая память, оказывается. Говорят, излишний холестерин на нее вредно влияет. Не стоит, наверное, тебе большую порцию отрезать.

— Ага, правда глаза колет! Шантажируй, шантажируй, свободное слово не задушишь.

— Ты мне скажи потом, в какую газету пойдешь работать, чтобы заранее редакцию спалить… о-о, протыкается хорошо. Ну, то, что горелое, то не сырое. Сочтем кулинарную процедуру завершенной.

Выкаченное из углей толстое обугленное полено с хрустом лопнуло вдоль от удара обухом, и открыло сочное, испускающее пар мясо. Еще раз вытерев о рукав складной нож, найденный среди инструментов в подсобке, я принялся нарезать… м-м-м — окорочок? — на толстые ломти, выкладывая на досточки от разбитого снарядного ящика, послужившие вместо тарелок.

— Но он точно не ядовитый? — глотая слюнки, уточнила Алена.

— Давай проверим. Хотя это не показатель: ядовитая зверушка вроде тебя сама кого хочешь отравит.

— Ну тебя. Давайте тогда по маленькому кусочку… м-м-м… мням.

— …И вправду, мням… вылитый крабовый салат.

— Запах немного другой… и вкус… мням.

— Так извини — ни соли, ни перцу.

— Резиновый немного.

— Как креветки, чего ты хочешь?

— Отрежь еще.

— На, держи. Только не переусердствуй. А то вырастут у тебя, к примеру, клешни.

— Не боюсь. Пойду, открою модный парикмахерский салон. И тебе буду во сне являться и клацать — а то ведь тебя туда можно загнать, только когда косы начинают заплетаться.

— Ужас. Лучше не являйся.

— Вот такой ты злосердечный, значит, да? Не ценишь единственную добрую душу, что о тебе заботится и велит идти стричься.

Должное запеченной крабовой ножке воздали все, исключая Софию. Она снова пришла в себя, но оказалась так слаба, что не могла пошевелить и пальцем. Алиса и Грегорика с трудом, поддерживая голову, заставили ее выпить пару чашек (изготовленных из старых консервных банок) горячего бульона из того же мяса. Брунгильда, которая морщилась от головной боли — хотя и старалась это скрыть — не капризничала, а съела все и попросила добавки. Видимо, даже жестокое сотрясение не смогло вывести ее из строя.

Тепло костра и приятная тяжесть в желудке манили прилечь и подремать, но я жестоко задушил это желание. Перед глазами вновь и вновь вставала картина бесчисленных полупрозрачных сталактитов, полных отвратительных зародышей. Кто знает, когда пожалует следующий панцирный гость? Терять время сейчас мы позволить себе не могли. Поэтому я оставил девушек сонно клевать носами у костра, а сам полез на танк. Предстояла большая работа.