Лара Вивальди - Птичка

– Очень просто. Главный принцип – это логическое мышление и твоё воображение.

Они одновременно остановились возле маленькой одинокой скамеечки напротив «Кафе Кармин» и одновременно присели на неё.

– Вон, – спокойно сказал Месье Валентайн, положив ногу на ногу. – Одинокий джентльмен – престарелый английский денди в толстых очках. Как ты думаешь, что он ищет?

Девушка удивленно посмотрела на своего собеседника, слегка приоткрыв рот.

– А откуда ты знаешь, что он английский джентльмен?

– Всё это позже. Сначала, пожалуйста, попробуй ответить на мой вопрос: что он ищет?

– Но, на это очень трудно ответить, – замешкалась Розали.

– Ну-у-у?!

– Откуда мне знать? И к тому же причём здесь всё это?

– Хах! И такие вопросы мне задаёт актриса?

– Я не актриса, я…

– Какая разница, кем ты работаешь. Ты тот, кем ты хочешь и стремишься быть. Ты тот, кем ты являешься в душе.

Девушка глубоко вздохнула, воскликнув:

– Но как?

Художник провёл взглядом незнакомца; тот оглянулся по сторонам и завернул за угол.

– Наблюдательность, – уверенно ответил Валентайн. – Как же можно быть человеком, не замечая других людей?

Девушка смутилась и опустила взгляд.

– Я вижу, – проворчала она.

– Этого недостаточно – просто видеть… Да, простым людям можно видеть всё очень скупо, но я – художник, и мне нужно видеть намного больше. Ты считаешь его обыкновенным прохожим, таким же, как и любой другой. По-твоему, он ничем не отличается от простых, беззаботных, любопытных туристов. Но, нет!

– Как?.. – начала было Розали.

– Как я понял, что он турист? Английский турист? – опередил её Валентайн. – Очень просто! На нём был чёрный фрак. Как часто ты видишь простого человека, который вышел на прогулку, – тем более турист, – в чёрном фраке?

– Довольно часто, – удивлённо ответила девушка, оглядывая художника с ног до головы.

– Меня можно было и не считать, – застенчиво ответил он, – мне больше нечего надеть… Так вот, – продолжал он, повышая тон. – Фрак сейчас уже без повода никто не носит – это раз. Он, видимо, дипломат. Потому что даже англичанин не будет прогуливать по Парижу во фраке. Это очень непрактично. К тому же он очень занятой и скорей всего впервые в Париже – это два. Слишком короткий спереди и слишком длинные фалды сзади, – так может только Англия, – это три. У него огромные очки с толстыми линзами, левый глаз слезка прищурен – раньше, верно, он предпочитал носить монокль, окончательно испортив себе зрение – это четыре. И зрение у него настолько плохое, что он даже не может приметить Эйфелеву башню, в триста двадцать четыре метра высотой, перед своим носом – это пять!

– Хорошо, а как мы узнаем, что это правда?

– Пойдём!

Художник резко вскочил со скамьи и, крепко схватив Розали за руку, быстро потащил её за собой. Они свернули за угол кафе и побежали вдоль площади Жоффр. Спустя минуту они настигли английского туриста. Он, приметив их, встрепенулся и отскочил в сторону.

– Excuse me, – проговорил он, – I looking for Eiffel Tower.

Месье Валентайн указал рукой в сторону бессмертного символа французской столицы.

Англичанин оглянулся, затем приподнялся на носки и, приоткрыв рот, воскликнул:

– Spire! How beautiful!

Он повернулся и, вприпрыжку, как ребёнок, помчался обратно к проспекту Сюффрен. Мимо него медленно ковылял старичок лет девяноста с длинной белоснежной бородой. Увидев англичанина, скачущего ему навстречу, как умалишённый, он даже отпрыгнул в сторону, чтобы пропустить чудака. Старичок усмехнулся, взглянув на Розали, поражённую удивлением, и заметил:

– Да, Париж умеет творить чудеса! Из свихнувшихся приезжих он делает окончательных безумцев.

– Видишь, – заметил художник, – не обязательно обладать особым даром, чтобы понимать, кто есть кто.

– Да, туристов вычислить можно почти что сразу, – ответила Розали. – Они всегда что-то ищут, останавливаются, чтобы разглядеть повнимательней каждый куст, задумываются о форме этих кустов, их положении. А ещё они заходят в дорогие магазины, с удовольствием скупают различную ненужную мелочь и не жалеют о том, что потратили слишком много денег.

– Верно, – согласился Валентайн. – Когда мы выходили из дому, ты обещала мне что-то сказать. Помнишь?

– Я?! – растерянно воскликнула девушка. – Ах, да!.. Через несколько дней я уезжаю к своей тёте Адель в Верхнюю Нормандию, в Руан.

– Тётя Адель? – принялся вспоминать художник. – Та, что так и не вышла замуж?