– Ох, Месье Валентайн, – с наигранной застенчивостью произнесла Пампушка, прикрыв рукою правую щеку, пытаясь скрыть алый румянец. – Вы хотите нарисовать их?
– Их?! – Недоумевая воскликнул Валентайн.
– Мои руки, – испугано пояснила девушка.
– Ну, по-вашему, – тихонько прошептал Валентайн, – когда художник говорит о таких вещах, как о красоте, что он имеет в виду?
– Он, он… Наверное, он хочет нарисовать это, – задумчиво произнесла Пампушка, украдкой улыбнувшись. – Я всегда знала, что у меня очень красивые руки! Когда же вы начнёте рисовать?
– Давайте как-нибудь в следующий раз, моя дорогая, Жозетта.
– Жозефина! – возмущённо воскликнула девушка, заметив, что в комнату зашла Розали. – Жозефина! – повторила она. – Когда вы уже запомните, Месье Валентайн?
– Au revoir.
Пампушка резко приподнялась с дивана, схватила своё синее боа, – сделанное то ли из перьев молодого индюка, то ли из старой индюшки, – обвила его вокруг шеи, как злого ненасытного удава, натянула на голову шляпку; и гордо приподняв голову вверх, сделала несколько небольших, неторопливых шагов навстречу Розали.
– А как часто Месье Валентайн рисует ваши руки, моя дорогая Розали? – съязвила Жозефина, краем глаза поглядывая на девушку.
– Ха-ха! – засмеялся художник. – Мадемуазель Жозетта…
– Жозефина!
– Мадемуазель Жозефина, – продолжил он, – нет никакого смысла задавать таких вопросов Розали. Она слишком «модельная» особа. Я рисовал её портреты уж столько раз, что, если бы меня попросили обклеить ими всю Эйфелеву башню, от шпиля и до самой земли, уверяю вас, мне бы удалось это сделать. И, наверное, ещё бы и осталась парочка набросков.
– Хм-м! – промычала Жозефина и вышла, медленно прикрыв за собою дверь.
Убедившись, что она ушла, Валентайн закурил ещё одну сигару и, выпустив очередной клуб дыма в потолок, громко засмеялся.
– Ты когда-нибудь научишься называть её по имени? – спросила Розали.
– Я помню только, что её называют Пампушкой, и то, что её имя начинается на «ж». Какая разница в том, кто приносит мне сигары, Жозефина или Жозетта? Главное, что каждые две недели они появляются в моей квартире, вот и всё!
– Ты будешь рисовать её? – настороженно спросила Розали, выкладывая продукты из корзины на запылённый стол.
– Её?! – Он рассмеялся снова. – Её – нет, конечно! А вот тебя… Тебя бы я нарисовал… Стой! – воскликнул Валентайн. – Не шевелись!
Он быстро подбежал к столу и схватил чистый лист бумаги и плохо заточенный чёрный карандаш. Девушка застыла на месте. Он осторожно, не спеша подошёл к ней; приподнял свои длинные тонкие «пальцы пианиста» к её подбородку и слегка наклонил её голову набок.
– Вот так вот, – прошептал он, не отрывая глаз от её лица. – Только не шевелись!
Валентайн принялся рисовать. Сначала он попытался медленно и аккуратно отобразить овал лица, потом быстро и очень искусно навёл глаза, нос, волосы и заметил:
– Что за привычка следовать моде? Эти красные губы выглядят не только до ужаса неестественно, но ещё они никак не поддаются рисованию. Вот как, по-твоему, имея чёрный карандаш, я должен не испортить твои губы? А!?
– Я не знаю, – растерянно произнесла Розали.
– Не шевелись!
– Но я больше не могу не шевелиться! Я больше не чувствую своего правого плеча, а по пальцам бегут мурашки. Ты присмотрись: мои руки уже посинели!
– Не-ет, – протянул художник, поглядывая на дрожащие пальцы Розали. – Нет! Они лишь только побелели… Слегка. Лёгкий оттенок мертвенной белизны визуально делает твои руки выразительнее… Я никогда не перестану повторять: у меня ещё никогда не было такой модели, как ты. Ты рождена для позирования… И ни одни руки в мире не сравнятся с твоими. Ты только взгляни на них!
Девушка краем глаза взглянула на свою дрожащую руку. Ощутив смятение, которое так легко можно спутать с обыкновенным волнением, она резко убрала руку, воскликнув:
– Всё! Хватит!
– Ну-у-у, – промычал Валентайн. – Как всегда, нужно помешать своей неусидчивостью родиться новому шедевру! Боже! Как так можно?! Как так можно? Никакой взаимопомощи.
– Взаимопомощи?! – воскликнула девушка, усердно смахивая тряпкой густую пыльную пелену со стола. – Какая взаимопомощь?..
– Той, которой нет в наших отношениях, – воскликнул художник, приподняв указательный палец правой руки вверх.
Наступило минутное молчание. Розали продолжала с усердием смахивать густую пыль. Пыль собиралась в клочья, отрывалась от ровной гладкой поверхности, кружилась, кружилась, а после медленно спускалась на пол. Валентайн внимательно наблюдал за этой картиной. Девушка пыталась как можно дольше молчать. Однако в отличие от Валентайна, у неё это не очень хорошо получалось. Смятение сжимало её изнутри, ей было трудно дышать. Девушка почувствовала такого рода боль в груди, словно носила узкий корсет. Она ощутила на своих щеках яркий жгучий румянец.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу