Александр Паваль - Путешествие в 16-ю республику. Авантюрно-приключенческий роман

Мы с чисто кубанским радушием усадили вновь прибывших и распечатали. После обмена тостами и анекдотами перешли на «ты». Еще через полчаса с невинных анекдотов переключились на похабные. А спустя час пьянки красавчик Вадик конфиденциально сообщил мне, что уже два раза болел сифилисом и ему на все плевать. Я ответил, что мне тоже на все плевать и продемонстрировал это, плюнув на последний бутерброд с черной икрой, после чего не торопясь, съел его сам.

Второй гость, Костя – этакий мало улыбчивый молчун с оттопыренными ушами. За его многозначительной молчаливостью скрывалась матерная душа. Это проявилось едва мужчины вышли покурить в тамбур. Говорил Константин односложно, простыми предложениями.

Но постоянно вставлял в свою речь для связки слов примитивный мат. Наиболее известные непарламентские выражения ушастый молчун употреблял исключительно в именительном и родительном падежах. Он постоянно находился в интимной связи с чьей-то матерью, упоминал мужские и женские половые органы, а вместо наречий «ну», «вот», «значит», которые являются, как известно, словами паразитами, применял универсальное слово «блядь». В результате, простые предложения в его устах звучали, как сложно подчиненные, с множеством деепричастных оборотов и косвенной речью. Сказать что-то просто, без мата, Константин не мог. Создавалось впечатление, что этому своеобразному языку наш гость обучался с первого класса начальной школы, или местом его рождения, детства и отрочества являлась тюрьма.

– Ты откуда родом? – поинтересовался я.

– Живу в Краснодаре! – с гордостью ответил Костя, думая, наверное, что я спустился с гор.

– Ты родился в Краснодаре? – мое удивление оказалось неподдельным.

– Нет. Я родился и вырос в Торжке! – произнес лопоухий гость с вызовом, будто Торжок – это какой-нибудь Лос-Анджелес.

Ну, конечно, подумал я! Где же еще? Средняя полоса. Великая матерная Русь!

Славный, убогий Торжок! Жителям этого забытого Богом и Отечеством города послать кого-нибудь на х… – все равно, что сказать «с добрым утром». И подобный факт совершенно никого там не злит. Потому, что в ответ тебя тоже пошлют к твоей собственной обесчещенной матери. После обмена «приветствиями» можно пойти врезать пивка в прогнившей пивнухе на Центральном, и единственном, рынке города или накатить по стакану беленькой в ресторане с тем же названием. Вообще-то, люди в Торжке не злые и даже более бесхитростные, чем на Кубани. Когда-то, давным-давно они редко матюгались и часто ходили молиться Господу, о чем свидетельствует непотребное количество разрушенных церквей и колоколен, разбросанных по округе. В наше время жители этого старинного города гордятся тремя вещами. Первое – это то, что монголо-татары, ведя более года осаду местного Кремля, не смогли им овладеть и убрались восвояси. Второе – обстоятельство, вытекающее непосредственно из первого – ни один обитатель города, включая крупный рогатый скот, не был заражен сифилисом. (Эх, Вадика бы туда!)

И третье: здесь А. С. Пушкин кушал котлеты по-пожарски, останавливаясь проездом в доме этого самого Пожарского. Больше жителям Торжка гордиться нечем. Наглядный пример стоял перед нами и напряженно дымил сигаретой. Вадик на фоне своего другана выглядел человеком, познавшим цивилизацию, хотя и от него я бы отделался при первой возможности. Слава богу, мне с ними в турпоходы не ходить и на плоту через океан не дрейфовать. Но наши дамы не знали об особенностях их жизненного пути и вели себя, как курочки при виде новых петухов.

Кэт оказалась весьма похотлива. Не знала на кого бросаться из этих ребят. Вадик пришелся ей по вкусу, но по манерам видно – слишком опытен. Костя менее по вкусу, но он вроде не против того, чтобы… Наша подружка, бедная, извелась вся от неразрешимой проблемы кому отдаться. И до такой степени ей хотелось мужика, что напоминала мне весеннюю сучку, которую вывели хозяева погулять во двор после долгой зимы. Она визжит и бесится, лает громко и заливисто, вертит хвостом, припадает на передние лапы, желая привести в вожделение дворовых кобелей.

Я обнял Таню и с удовольствием наблюдал «семейный обед» перешедший в ужин. Моя милая подружка слабо сопротивлялась, естественно для приличия. К тому же она тоже находилась под впечатлением от новых знакомых. И в ее маленькой головке вертелась бесовская мыслишка: может пригреть под боком не меня, кого-то из гостей. Я понял это по глазам и по-хозяйски снисходительно обнял Танюшу. Нельзя женщинам иметь мужские замашки.