От стойки, отделяющей кухню от обеденного зала, к Соне подошла женщина в белом халате с маленьким блокнотом в руках.
– Здравствуйте. Вы кто?
От её строгости Соня вдруг заволновалась и всё объяснила так сбивчиво, что сама себе показалась неубедительной. Однако объяснения совпали с какой-то таинственной записью в блокноте, и строгая дама удовлетворённо кивнула.
– Завтракать будете?
– Я бы чаю выпила. С чем-нибудь.
– Сейчас принесу вам чай. С чем-нибудь.
Женщина пошла обратно к стойке.
На столе через минуту возникла чашка с чаем и тарелка с хлебом, кубиком масла и двумя ломтиками бледного сыра.
– Если что-то понадобится – обращайтесь, – неожиданно ласково сказала дама с блокнотом, – меня зовут Рая.
Соня сдержанно поблагодарила, снова удивившись странному свойству местных обитателей быстро менять настроение.
Она огляделась. Неподалёку, скучно поедая овсянку, сидела компания старух в пёстрых байковых платьях и шерстяных кофтах. Чуть дальше одинокий дед, похожий на сельского учителя, допивал чай, на соседнем стуле лежала его шляпа. Вдоль окон тянулась оранжерейная череда пальм и фикусов, из кадок грустными водорослями свисали традесканции.
– Ах, не уговаривайте меня, я не могу! – донеслось откуда-то слева.
Голос был старческий, но густой и сильный, с явной актёрской интонацией. Соня обернулась.
За дальним столиком в самом углу зала сидела в кресле-каталке маленькая старуха в чёрном платье с глухим воротом – седые волосы собраны в аккуратный пучок, голова по-птичьи запрокинута назад, так что профиль с породисто изогнутым маленьким носом устремлён почти вверх, в руках стиснут крошечный белый платок.
Над столиком нависали тёмные листья пальмы, не хватало только томного распева румынских скрипок и вазы с фиалками. Старуха склонила голову к плечу, и показалось, что она сейчас раскроет веер, но веера не было – на запястье у странной дамы висел вязаный ридикюль на плетёном шнурке.
Рядом с ней заботливо суетились две женщины: Рая, и ещё одна – молодая симпатичная блондинка.
– Я не могу это есть! – страдальчески говорила старуха молодой женщине, медленно и аккуратно сервирующей перед ней стол, – это не-воз-мож-но!
– Вас никто не заставляет съедать всё, но совсем немножко! – ласково упрашивала девушка, при этом в её руках холодно, как медицинский инструмент, сверкнула десертная ложка и легла на скатерть рядом с тарелкой.
– Давайте я принесу вам омлет? – предложила Рая.
Старуха заломила маленькие руки и трагически проговорила густым, заполняющим всё пространство зала голосом:
– Что вы, деточка, какой омлет! Мне девяносто восемь лет!
Женщины участливо защебетали про правильное питание, на что сиятельная дама простонала так, что, пожалуй, и на улице стало слышно:
– О чём вы?! У меня же такие запоры! – и вздохнула: – ах, это такое мучение!
Компания скучноватых бабушек в шерстяных кофтах недовольно обернулась и забубнила что-то укоризненное, соглашаясь друг с другом и негодуя. При этом ложками они заработали чуть быстрее, и до Сони донеслось едкое – «актриса!»
Скоро капризную барыню аккуратно, как музейную реликвию, вывезли из зала. Глаза её были скорбно опущены. В морщинистой мочке уха серой льдинкой мерцал прозрачный камень в тёмной оправе.
* * *
После завтрака Соня вышла на улицу. Вверху, над кронами лип, в медленно клубящемся сером небе, плыли яркие лоскуты голубого неба. Поверхность озера блестела солнечными бликами, у берега кружилась стая чаек. На фоне улетающих туч птицы казались ослепительно-белыми.
Присев на скамейку, Соня достала телефон, быстро набрала текст: «уехала, позвоню позже». Часы показывали десять утра – у Вадима в это время обход, вряд ли он станет сейчас читать сообщение. Может это и к лучшему. Соня отключила телефон, убрала его в карман сумки и огляделась.
Вокруг всё выглядело странно, как сон или старый фильм. Время здесь будто текло с другой скоростью – медленно, позволяя разглядеть и услышать то, что ещё вчера могло показаться незначительным и почти лишним. Воздух в парке был влажным и чистым. На дне безводного фонтана, слегка поросшего сквозь трещины мелкой травой, прыгали воробьи.
Соня вспомнила, как в детстве, просыпаясь после болезни, открывала глаза и подолгу разглядывала предметы, стоящие на придвинутом стуле – чашку, желтоватый листок рецепта, картонный футляр градусника. Обыкновенность простых вещей успокаивала, удерживала в привычном мире, где нет ни ночного температурного бреда, ни липкой темноты – только белый утренний свет и медленное тиканье будильника.
Читать дальше