Тимур Алиев: Письмо из ниоткуда

Взволнованная девочка бросилась к шифоньеру, где хранились все её немногочисленные наряды, но мадам сообщила: велено ехать прямо в том, что надето сейчас…

Когда Лиза переступила порог кабинета Светлейшей Княгини, у неё на мгновение перехватило дух от неописуемой роскоши окружающего убранства.

В дальнем конце комнаты, одетая в глубокий траур, сидела Она.

– Подойди ко мне, милое дитя! – ласково позвала её вдова покойного императора по-французски.

Лиза повиновалась: решительно подошла и, сама не понимая почему, упала на колени.

Пальцы, украшенные драгоценными перстнями, нежно вплелись в её золотые волосы. Остатки выдержки совсем покинули Лизу, и она разрыдалась, уткнувшись в подол чёрного траурного платья.

А мама, тайно наблюдавшая за происходящим из соседней комнаты, едва не расплакалась вместе с ней. Оказывается, Екатерина Михайловна захотела оценить, как выпутается девочка из столь неожиданной для неё ситуации…

Они проговорили более часа. Лиза рассказывала, как помогает гувернантке воспитывать младшую сестру, а Светлейшая Княгиня, качая головой, с притворной озабоченностью повторяла, что она «наверное, очень строгий воспитатель…»

Та зима пролетела в разноцветной, сверкающей мишуре. Балы текли непрерывной чередой, сливаясь в единое целое. Лиза полюбила их, а они полюбили её, и юная провинциалка уже чувствовала, нет, знала, что является одной из самых ярких «снежинок» того зимнего московского сезона.

Ближе к лету семья возвращалась в родную усадьбу, затерянную в глубине Мыловаровского уезда.

Светская жизнь продолжалась и там, но, конечно, куда более спокойная и размеренная.

Балы в провинции отличались от московских примерно так же, как отличается от столичной и сама провинциальная жизнь. Да и происходили они не более раза в неделю.

Искушённой Лизе было забавно наблюдать, как местная знать во всём пытается копировать манеры блистательных столиц. Да куда там! Как говорится: «Труба пониже, дымок пожиже».

Как-то на балу в Петербурге князь Голицин, присев за ломберный столик, небрежно проиграл в карты собственную жену, урождённую княгиню N. Вот был скандалище! За ним последовал развод и не менее скандальная свадьба княгини с графским кредитором, московским богачом Разумовским…

А что Мыловарово? Местные помещики нередко «сражались» в азартные игры… на щелчки! А если и садились поиграть на денежку, то совсем «по маленькой». Чисто для интереса.

Ну а уж о здешних кавалерах, после того успеха, каким она пользовалась в Москве, и думать как-то не хотелось.

Впрочем, иногда даже в тихом мыловаровском омуте вдруг появлялись незаурядные личности. И сказать откровенно, даже весьма.

Вот ведь правду говорят: «Где только эти черти не водятся?!» Каким ветром занесло в их сонное царство гусарского поручика Ржевского теперь уж и не вспомнить. Кажется, он просто увязался с компанией офицеров из расквартированного неподалёку гусарского полка.

Строки гусарского поэта Дениса Давыдова написаны как будто про него!

И тут, как нарочно, в дворянском собрании объявляют бал-маскарад. А впрочем, скорее всего, шельма как раз на него и метил! «Господи, неужели это случилось не вчера?»

Бал был в разгаре. Объявили уже седьмой тур вальса. Приближалась кульминация вечера: к мазурке ожидали незнакомых господ офицеров. Барышни шептались, что военные явятся, вопреки всем правилам, в сапогах со шпорами. И собираются воплотить в жизнь зажигательные пушкинские строки:

То есть они будут исполнять мазурку «в старом гусарском стиле»: с высоченными прыжками и тройным ударом каблука о каблук в полёте.

Ах, берегись, паркет! И ведь кавалеры должны надеть ещё и маскарадные костюмы!

Что-то будет?

Да уж… Это было даже не «что-то», а «нечто»! Лиза, наивно полагавшая: уж её-то удивить давно ничем невозможно, была ошеломлена. А что тогда говорить об остальных местных кисейных барышнях?

Стихли последние звуки вальса, когда распахнулись расписанные золотом белоснежные двустворчатые двери (предмет особой гордости владельца особняка, фабриканта Опрыжкина), и на пороге возникли четыре кавалера.