Евгений Жироухов: Следствие по делу друга

– Это что? – сунув под нос задержанного снятую с него рубашку с крапинками бурого цвета, спросил следователь. – Твои отпечатки на ноже. Будем брыкаться – или поговорим конкретно? Ты, я смотрю, тюрьмой учёный.

Саша кисло улыбнулся и сказал «пиши».

То ли от постепенно наступающей профессиональной деформации, то ли от каждодневного перенапряжения в однообразном калейдоскопе человеческих драм, следователь не чувствовал ни жалости к убитой балерине, ни ненависти – к её убийце. Он даже радовался, что всё сходится так просто, всё стыкуется по шаблону криминалистики. Вот допишет сейчас допрос, вынесет постановление о задержании и уедет домой спать.

Крупным почерком следователь записывал слова Саши, облекая их в канцелярские обороты. Саша языком владел легко, не вякал и не мякал, разбирался в нюансах квалификации преступных деяний и поэтому к трагической развязке своё повествование подводил постепенно и осмотрительно. Когда по его мнению было нужно выделить смягчающее обстоятельство, он выделял это место голосом, а иногда, даже мимикой.

– Я, гражданин следователь, вообще по натуре своей человек легковозбудимый. По этой своей болезненной слабости и сел первый раз за хулиганку. И вчера – тоже нервничать стал. Сами поймите, только что освободился, охота на полную грудь вдохнуть воздуха свободы… А она мне всё про какое-то там Лебединое озеро. То это Озеро – или не то. Не по её что-то там в этом озере… Этот седой бобёр Венька пригласил, я и пошёл, думал, что артисточки там, балериночки, то – сё. Короче, сами понимаете, наказание честно отбыл, могу теперь – как все. Я же мужчина, в конце концов. А?

– Ближе к делу, – буркнул следователь.

– Я и хотел это самое… ближе… – Саша спрятал под ладонью гаденькую улыбочку. – Там все парочками были. Одна только эта, убитая, без хахаля. Я не стал портить господам – товарищам настроение и согласился на то, что другим не надобно. Учтите, гражданин следователь, против общества не пошёл, порядок не нарушал, держался благородно…

– Учту, – опять буркнул следователь.

– А убитая эта… Совсем не лакомый кусочек. Даже мне, хоть я и с голодухи безбабьей. Этакая белая моль, вы сами бы посмотрели. Ах, да… вы ж видели… Тоже, прошу учесть, незавидный удел…

– Короче!

– Всё понял. Значит, так. Когда эти, в комнате за столом, дядечки и тётечки закатывали друг перед другом глазки, сжимали пальцами височки и талдонили, как попугаи, «бездарно-бездарно», я повёл эту приютскую мышь на кухню. Раскрыл там перед ней свою душу, на жизнь пожаловался, слезу пустил… Ничего такого аморально-криминального, поймите правильно, у меня и в мыслях не было. Чистый душевный порыв истосковавшегося по ласке мужика. Что ж я – не живой, что ли! Запишите эти мои слова как-нибудь поприличней, начальник. Чтобы посля суд тоже учёл.

– Хорошо, – кивнул следователь, разминая пальцы.

– Ну, сидим, значит, мы рядышком на кухне. Я ей уже лапу свою на коленку положил. Всё, вроде бы, по мазе идёт… А тут меня черт дёрнул за язык. Спрашиваю «а любите ли вы театр?». Это я в каком-то кино когда-то видел… Она так обалдело на меня посмотрела, раскрыла рот, будто задыхается, потом рот закрыла и говорит шепотком «очень». И как пошла лепетать о том, как она в театре плясала. Потом у меня голова заболела от такой тоски. Сижу, сам себе наливаю, селедочку тут на столике покромсал. А она всё заливает, костерит какого-то своего начальника, который её с работы танцорской выгнал. За то, говорит, что в постель с ним не легла… А я уж сам вибрирую. Под кофточкой у неё шебуршусь, а она у меня на плече пузыри пускает, о несправедливости лепечет. А я уж об этой несправедливости на зоне, во-о… сколько наслушался, – И подозреваемый чиркнул себя большим пальцем по кадыку. – Какая, к хренам, в нашей жизни справедливость. Так ведь, гражданин следователь?

– Не отвлекайся.

– Не-е, я же всё по делу. Вы не подумайте, что я грубо с ней, или чего такого. Она уже почти в обморок падать собиралась, когда рассказывала какое у неё какое-то… «кондраше» хорошо получалось, что все хвалили. За прыжок, говорила, ещё её хвалили… Ну, и ещё что-то. Будто ей в молодости все говорили, что она на какую-то Катю Максимову очень похожа… А я уже капрон с неё спускаю – а она вспоминает, как ей там кто-то ручку целовал. Кому ты, думаю, нужна, крысёнок костлявенький. Только зэк голодный и позарится… Водички можно, гражданин следователь?

Саша выпил до капли стакан воды. Крякнул, утёр губы и продолжил без напоминаний: