Леонид Бляхер - Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Внезапно невдалеке под чьими-то сапогами заскрипел снег. Бейтон неожиданно для себя самого отшатнулся в тень. Мимо не прошел, а проскользнул человек. Лица в темноте не разобрать, но походка и фигура показались знакомыми. Запахнув полушубок, поручик последовал за странным ночным прохожим. Тот часто оглядывался. Бейтон каждый раз прижимался к стенам домов. Прохожий свернул в переулок. Поручик примостился за углом. В переулке прохожего ждали. Разговор шел на польском языке, хорошо знакомом поручику.

– Великий гетман ждет от Вас, пан полковник, решительных действий, – негромко проговорил один из собеседников.

– Пан гетман может на меня рассчитывать, – шепотом отвечал другой.

– Послезавтра утром мы начнем штурм города. Вы должны открыть ворота Лупулово и ворота из предместья в город, как только будет дан сигнал фонарем из лагеря.

– Я сделаю это. Но и Вы не забудьте: я буду владеть этим городом.

– Не волнуйтесь. Слово Радзивилла в этом мире еще что-то значит. Запомните – послезавтра утром, во время последней стражи. А теперь уходите.

Поручик вжался в стену, как мог, и затаил дыхание. Мимо проскользнули две тени. Одна направилась к ограде, другая в сторону города. Вот оно как. Измена. Не случайно этот тип мне так не понравился. Что же теперь делать? Убить? Его же и повесят, как изменника. Бежать к фон Штадену или полковнику? Пожалуй, к фон Штадену. Он знает и Бейтона, и русских. Он найдет, как выйти из положения.

Поручик почти бегом направился к дому подполковника и практически ворвался к нему в спальню. Его сбивчивый, прерываемый эмоциональными вскриками рассказ, тем не менее, произвел впечатление на фон Штадена. Ворча о нарушении субординации и всех мыслимых приличий некоторыми молодыми людьми, он собрался и вместе с Бейтоном отправился в цитадель, где располагался воевода. К воеводе их не пускали долго. Стрельцы упорно твердили, что боярин Иван Васильевич почивает. Но настойчивость фон Штадена была поистине беспредельной. После почти часа препирательств их, наконец, пропустили в дом. А еще через полчаса они предстали перед светлым ликом боярина-воеводы, одетого в горничную рубаху и домашний кафтан. Боярин был хмур и крайне недоволен неурочным визитом. Но, узнав причину, всполошился не на шутку.

– Ты, братец, точно уверен, что все правильно понял? – несколько раз задавал он вопрос Бейтону.

– Так точно!

– Да я ж его, шельмеца, в бараний рог согну! Повешу на воротах!

Тут заговорил фон Штаден.

– Батюшка Иван Васильевич, повесить его было бы справедливо. Но ведь ляхи тогда другого иуду найдут.

– Что же ты, подполковник предлагаешь? Златом его наградить? Шубой на собольем меху?

– Зачем награждать, боярин-воевода? Награждать его нельзя, а вот использовать можно. Ляхи в атаку пойдут, считая, что их ждут с хлебом и солью, а мы их встретим залпом роты вот этого молодчика, – полковник указал на Бейтона. – Вот прыти у них и поубавится.

– А изменники что, стоять и смотреть будут?

– А зачем им стоять? Вы, батюшка, их в цитадель отправьте. Да не всех, а тех, которых Поклонский сам назовет. Вот мы и узнаем, кто предатель, а кто присяге перед государем верен. Тех же, кто останется, мои молодцы на пики и поднимут.

Воевода задумался. Потом рассмеялся и хлопнул фон Штадена по плечу:

– А лихо ты, немец, придумал! Головастый ты, однако. На том и порешим. И чтобы тихо у меня. До поры шума не поднимайте, – добавил он уже другим тоном.

Обратно ехали не торопясь. Сумрак зимней ночи уже готов был вот-вот смениться утренними сумерками. Отоспаться им уже не выйдет.

– Вы молодец, поручик, – начал разговор фон Штаден. – Хорошо подметили господина изменника. Предместье мы, конечно, не удержим, но теперь у нас появляется шанс на успех.

– Почему не удержим? Заговор же раскрыт! – удивился Бейтон. В тот момент он чувствовал себя необычайно сильным, способным – если не в одиночку, то уж со своей ротой точно – разгромить врага. Ответ полковника вернул его к реальности.

– Молодой человек, не стройте из себя невинную девицу. Нас меньше трех тысяч подготовленных войск, да три тысячи ополченцев, а у поляков даже без пехоты (которая, кстати, днями подойдет) тысяч пятнадцать. Вопрос в том, сколько людей они потеряют, штурмуя Могилев. Помните, что я Вам рассказывал про прошлую осаду Смоленска? Так вот. Сейчас Могилев – это Смоленск, а Радзивилл играет в этом театре роль покойного государя Михаила Федоровича. Он будет штурмовать, а потому проиграет. Но в этой игре есть и наши частные интересы. Например, я был бы совсем не против остаться живым. У меня еще есть дела на этом свете, и не только в Московии.