Аким Астров - Два поцелуя Иуды. Книга вторая. За что ты казнишь меня?

Александра решила, что пора объявить о своем присутствии.

– Кто побеждает, гроссмейстеры? – спросила она, подходя к столику.

– Грешно задавать издевательские вопросы, – буркнул Сокольский, поднимаясь навстречу. Он взял ее руки и поцеловал по очереди. – С приездом, милая Александра. Я опять не слышал ваших шагов. Как вам это удается?

– Здравствуйте, Иван Борисович! Это заслуга обуви.

– Не соглашусь. Поленька носит такие же, но ее шаги даже глухой услышит.

Александра подошла к деду и чмокнула в макушку.

– Здравствуй, родитель!

В ответ Петр Николаевич слегка коснулся лица внучки тыльной стороной ладони.

– До меня донеслись слухи, что вы вчера в обществе совершенно иностранной и невероятно шикарной дамы оказали честь моему театру, посетив спектакль вашего покорного слуги, – в несколько необычной для него дурашливой манере произнес Сокольский, опять опускаясь в кресло. – Как вам творение?

– Замечательно! Получили громадное удовольствие.

– Так уж и громадное? Заливаешь?

– Не кокетничайте, Иван Борисович. Занавес после финала раз десять открывали. Публика недоумевала, почему вы не вышли на поклон. Все-таки, только третий премьерный спектакль.

– Нездоровилось, – ответил Сокольский. Он посмотрел на часы, а потом на шахматные фигуры. – Королю капут! Пойду-ка я угощусь чем-нибудь вкусненьким у очаровательной Поленьки. Заодно удовлетворю приступ мазохизма.

– Надеюсь, без членовредительства? – с улыбкой спросила Александра.

– Не волнуйтесь. Я всего лишь собираюсь посмотреть пару минут телевизор. Большего времени моя нервная система, увы, не выдерживает. – Сокольский положил фигурку короля на доску и пошел к выходу, чуть слышно насвистывая какую-то мелодию. У двери он неожиданно остановился. – Публика ходит на спектакль, смотрит, аплодирует, а основной идеи никто и не видит. Думаю, и ты тоже.

– Всё может быть, – ответила Александра. – И в чем же она?

– В том, что Моисей был абсолютно прав, когда водил свой народ сорок лет по пустыне пока из них рабство не выветрилось. А почему господь поручил избавить свой народ от рабства Моисею, а не кому-то другому? Да потому, что в отличие от всех соплеменников, он рабом никогда не был. Не то, что наши поводыри.

Сокольский тяжело вздохнул и покинул комнату.

– Что с ним такое? – спросила Александра, присев в кресло, покинутое режиссером.

– Ты не читала рецензий на этот спектакль?

– Нет. А что, громят?

– В том-то и дело. Зритель валом валит, а критики хают почем зря. Что ты сама думаешь о спектакле? Только честно.

– За исключением довольно архаичной и громоздкой сценографии, никаких претензий. Иван Борисович повторяется в приемах, но это беда всех мэтров. Понравились актерские работы, а главная героиня просто потрясающая девочка.

– Она училась на его курсе. Как и большинство участников спектакля. Иван за них больше, чем за себя переживает, но сделать ничего не может. Он же прекрасно понимает, что эти рецензии направлены не против актеров или самого спектакля, а персонально против него.

– Чью мозоль он отдавил на этот раз?

Художник глубоко вздохнул.

– По нынешним временам наш народный артист поступил неосмотрительно. Во время церемонии вручения театральной премии он позволил себе резкие и довольно язвительные высказывания в адрес власти. Этот кусок в эфир не пустили, но наказание за вольнодумство последовало незамедлительно – все спонсоры в одночасье раздумали давать деньги на новую постановку.

– Он ожидал другой реакции? – усмехнулась Александра. Она взяла фигурку опрокинутого короля и поставила посреди шахматной доски.

– А пока он лежал в больнице, директора театра, с которым он проработал четверть века, ушли на пенсию. И прислали нового – бойкую даму, прежде трудившуюся в какой-то озеленительной конторе. Театрального опыта, как ты понимаешь, ноль, но лезет всем руководить, даже творческими процессами.

– И он ничего не может сделать?

– Он попытался. Но ему жестко дали понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению. А уж после того, как он снял с афиш свое звание народного артиста, на него и многие коллеги ополчились. Но это не главное. Больше всего он переживает предательство своего лучшего ученика, которому хотел передать театр по окончании этого сезона.

– Ты говоришь о Соловьеве? И что он сделал.

– Да ничего необычного. Просто за спиной Сокольского он договорился с «культурным» начальством, и они назначили общее собрание, на котором коллектив театра должен дружно выразить недоверие художественному руководителю. После чего Сокольского отправят на пенсию, а Соловьев возглавит театр.