На праздники академик Ардашкин присылал цековский продуктовый набор: водка «Посольская», коньяк «Армянский», две девяностограммовых баночки черной икры, две стасорокаграммовых баночки красной, печень трески, балык мясной и рыбный. Финский сервелат, сливочное масло, сыр… Объемистый тюк с этой благодатью приносил специальный посыльный. То-то бывал праздник!
– Славный все-таки у тебя муж, Верунь, – нахваливал яства ее отец. – Ну да ладно, не судьба так не судьба… Одно жаль, кабы Темка-то не умер, жив был бы, ты бы сейчас такие алименты получала – закачаешься! Ну ладно, молчу, молчу… Дело Божье… А ты у меня живи, я тебя люблю, дочка. В обиду не дам никому.
Так и шли годы. Глубокой осенью 1991-го в дверь позвонили, и двое в штатском велели Вере Ильиничне следовать за ними.
– С вещами? – покорно, без всякой иронии спросила она.
– Зачем? – удивился чекист. – Сейчас в морг поедем на опознание трупа. А потом мы вас обратно привезем.
Приехали в Лефортово, спустились в подвал мрачного, слепого здания. В просторной комнате – с запахом формалина и кафельными стенами – лежал на железном столе голый, сухощавый, весь желтый мертвец с хорошо знакомой шкиперской бородкой. На месте правого виска чернела рваная дырочка.
Влажная пелена застелила глаза Веры Ильиничны… Неужели он все-таки был ей дорог? Странная штука – человеческая душа…
– Вот, распишитесь, – ткнули Вере Ильиничне какую-то бумажку. – Мол, опознаю в предъявленном мне для опознания трупе мужчины моего мужа, Ардашкина Анатолия Семеновича…
– Но я не успела как следует рассмотреть, – вытирая глаза, забормотала Вера Ильинична.
– Подписывайте, подписывайте, – доброжелательно, будто обращаясь к душевнобольной, проворковал ей грузный человек средних лет.
А другой подвел к зарешеченному окну под потолком, вздохнул мечтательно:
– Эх, Вера Ильинична, у природы нет плохой погоды! Жить-то как хорошо, даже в такую слякоть… И каково этому бедолаге, вашему мужу, – он сделал нажим на двух последних словах, – лежать голым на металлическом столе… Представить страшно… Страшно ведь, Вера Ильинична? – его голос превратился во вкрадчивый шепот.
Она посмотрела на своего собеседника и отшатнулась. От его взгляда у нее тут же прекратилась менструация (и более, кстати, уже никогда не возобновлялась). Вера Ильинична шагнула к столу и, с трудом сдерживаясь, чтобы не упасть в обморок, подписала все, что от нее требовалось.
По факту самоубийства академика Ардашкина было возбуждено уголовное дело, но его быстро прикрыли. Тогда многие партийные, военные и чекистские чины пускали себе пули в лоб, прыгали с балконов… К тому же была найдена предсмертная записка Ардашкина, где он объяснял причины своего добровольного ухода из жизни: мол, при новой власти его дело на благо Родины будет обречено на ошельмование и непонимание. В общем, как тот старик-винодел, который покончил с собой после горбачевской вырубки ценных пород виноградников.
Ирония судьбы заключалась для Веры Ильиничны в том, что унаследовать «фатеру» – так Ардашкин шутливо называл хоромы в сталинском доме – она не смогла. Жилье было казенным. Точно так же и квартира в жилом поселке при секретном НИИ Минобороны в Подмосковье. Единственное, чем разрешили пользоваться вдове академика «вплоть до дальнейшего распоряжения» – так это дачей Анатолия Семеновича в «Серебряных ключах». Что же касается вкладов (и, по советским меркам, очень значительных вкладов) академика Ардашкина в сберкассе, то деньги эти были в начале девяносто второго практически аннулированы, а забрать их до роковой гайдаровской реформы Вера Ильинична не могла по закону: требовалось выждать полгода. Такова процедура введения в наследство…
Правда, жалкие остатки удалось перевести в доллары – на это у Ардашкиной соображения хватило. Какое-то время из-за рубежа продолжали поступать «убитые» налогами гонорары за совершенно непонятные монографии Анатолия Семеновича, переведенные на другие языки… К тому же спустя какое-то время власти смилостивились и все-таки выписали Вере Ильиничне крошечную пенсию за мужа-самоубийцу (и, как поговаривали, казнокрада).
Вера Ильинична распростилась с отцом, обещав высылать ему по возможности копеечку-другую, и переехала в «Серебряные ключи», благо здесь были проведены и газ, и вода. Вот так, на птичьих правах, в бревенчато-дощатой даче, доставшейся Ардашкину «по эстафете» от наследников какого-то сталинского научного светила, и доживала свой век Вера Ильинична.
Читать дальше