Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу

– Когда я работал в вузе, там в отделе кадров был один само собой разумеется зашитый товариш, которому было всё равно, какому государству он служит. Ему платили деньги, он и служил! Ему бы и сатана платил деньги, он служил бы!

– Вот это я понимаю! Вот это патриотизм!

– Слушай, так этот зашитый патриот всё время устраивал террористические учения и терроризировал студентов постоянными тревогами! Только начинаешь лекцию, только во вкус вошёл, как на улице мерзкий его матюгальник начинает чревовешать: «Всем покинуть помещение! Всем покинуть помещение! Газовая атака!» Или что-нибудь в таком духе! И при этом как перданёт бывало! Заслушаешься его трелей! И такой у него был мерзкий голос, что помещение и вправду хотелось покинуть сразу и навсегда! Какие уж тут лекции?

– И вывод?

– Какой тут вывод! Сначала они распустили и разложили всё до такой степени, что все ненавидят их государство, и никто его не уважает за все эти ограбления, за все эти украденные сбережения, гнусную ложь и прочее беззаконие, а потом борются с последствиями разрушительной деятельности своего же государства! Не знаю, понимал ли он, как смешно то, что он делает, или не понимал! Не в этом дело! Патриоты долбанные!

– Но ведь есть люди, живущие в согласии с собой! Я знал одного сторожа, который всю жизнь ходил в валенках, с красным носом и в вечно приподнятом настроении! Иногда он падал прямо на дороге, тоже от радости! Расскажи ты ему о своих сомнениях и печалях, он бы только стыдливо засмеялся! Он знал два слова, и те были матерные! Два блестящих матерных бриллианта! От многих знаний так или иначе бывает много печали! Ему было всё равно, что с ним, где он, он был вполне счастлив и при этом режиме!

– Вот они и хотят, чтобы все тут были патриоты, в валенках и с красными носоми!

– Они тут все с носом! Ходят ли в валенках или ездят в Мерседесах, это ничего не меняет!

Наши взгляды были идентичны.

– Я не могу радоваться этому ограблению, – говорю, -ибо очень отличаюсь от моих родственников, поневоле отдавших жизнь за такую родину! Больше родины, которая не любила нас, а любила наши деньги, я люблю деньги! А родину, лишившей нас денег, я ненавижу! И это божественный и неповторимыймиг, ибо раньше я должен был это скрывать, а теперь обязан озвучить!

– Это софизм?

– Это истина!

– Пшли!

Что он говорит! В прошлый раз, когда фараоны набежали, я сам обосрался, а он говорит, что приказал мне! Я сам себе хозяин!

Мы не успели отойти и десячти метров по тропинке, как заметили грузную фигуру, шедшую нам навстресу.

Увидев Фараона с двухголовой ящерицей на лычке, Ральф вежливо сказал:

– Ваша двуличность! Разрешите обратиться!

Но тот был так пьян, что прошёл сквозь нас, не заметив никаких препятствий.

Вход в бунгало был такой низкий, что голову можно было по три раза на брата разбить. Они наверняка строили не для себя, чтобы тут жить, а для каких-то долбаных гномов из «Белоснежки и Семи Гномов». Или карликов из цирка Шапито «Бэд Бэдли». Знаете, Ворчун, Пачкун, Серун, Драчун, Бздун, Щипун и Пиздун – я их хорошо ещё со школы запомнил! Весёлые драчуны-пачкуны! Или для японских камикадзе, которые завтра отправляются в последний бой и которым поэтому по фигу, где спать в последний раз! Но мне то было это не по игу, я собирался ещё пошестить и на этом свете! Мне и тут неплохо!

Я пригнулся и почти вполз вслед за этими типами. Внутри царила такая кромешная тьма, как у дьявола в заднице, только в углу одиноким угольком коптил эдакий неприметный ленинский ночничок – масляная такая штучка. Самого Ленина почему-то не было, должно быть лыко пошёл чесать! На столе вместо скатерти лежал замызганный треколор, спи… ный с фасада городской ратуши. Больше ничего не было, кроме замусоленной колоды карт.

Большая аллюминиевая кастрюля, такая закопчённая, будто на ней много веков подряд коптили католических святых, была украшением всего домохозяйства.

– Ну, братан Мокроштан, располагайся с комфортом! – сказал длинный.

Я видел только его сутулый профиль. Святая простота!

– Где?

– Вот здесь, под образами!

«И где ж тут твои образа? Тут хоть глаз коли – ничего не видно!» – подумал я.

– Ищи!

– Тут одна дьявольщина! Ничего не видно! – говорю.

Ответа не последовало. А потом все шуршании прекратились и я чую – никого в каптёрке нет, они куда-то подевались! Обиделись что ли? И тут они расхохотались и ощупью придвинулись к невидимому столу, на котором сами собой гремели флорентийские стаканы, и звякала бутыль. У них ещё стаканы были, буржуи чёртовы! Я за белых в армии Юденича колбасил, а они тут попивали пойло из флорентийского стекла! Ну ни …себе?! А изображали из себя утром лохматых псов-бессребреников! Врёте, буржуи! Не выйдет такое позорище! Не случится! Наш рабочий класс ещё возьмёт за вымя владычицу морей! Ужо! Аукнется вам!