Сергей Филиппов (Серж Фил) - Роман Ангелины. Фантастический роман о фантастической любви

Дрова в костре прогорели, и вот-вот уже испечётся картошка, зарытая в тлеющие угли. Роман и Ангелина сидят рядом, молча глядя на умирающие огоньки. Глаза поэта грустны, но это для нас не новость, ведь мы-то отлично знаем, как несладко ему приходится в последнее время. Но Ангелина, её-то волшебные глазки почему в плену такой же грусти?! Или скорбь об ушедшем отце не отпускает её ни на минуту? А, может быть, у неё сегодня всего-лишь плохое настроение? Хорошо, хорошо, не буду вас терзать, только, чур, прошу не обвинять меня в том, что я выстраиваю сюжет лишь себе в угоду, и пытаюсь сочинить какую-то идиллию. Ещё раз осмелюсь напомнить: я ничего не сочиняю, я лишь описываю то, что вижу!

Ах, моя милая, любимая Ангелина, за что же тебе выпало всё это?! Мало было потери самого близкого человека, так нет, надо же ещё влюбиться! И в кого?! В старого, сумасшедшего, противного фантазёра! Хотя нет, это я перебрал. Роман, конечно, не очень молод, но о старости его говорить преждевременно, да и то, что он сумасшедший, я тоже слегка приврал. Ну, а о фантазёрстве – разве ж в этом есть что-то нехорошее? Но, как бы там ни было, и кем бы ни был Роман на самом деле, но Ангелина его полюбила! Она это почувствовала сразу, в первую же встречу, когда, осыпаемая снежной пылью, поймала этот взгляд, в котором были и удивление, и восхищение, и боль, и… любовь! Она так ясно видела эту любовь, что ощутила её всем своим существом, она пила её! И любовь, вливаясь в сердце и в душу Ангелины, наполняла их трепетом, радостью и… грустью.

Так вот они и сидели, грустя каждый об одном и том же, но не зная этого и не смея признаться друг другу в своих чувствах.

Роман вдруг остро ощутил неестественность ситуации и поспешил это исправить:

– А хочешь, Гела, я тебе расскажу об этом камне?

– Конечно, Роман Петрович, – оживилась она.

– А он тебе никого не напоминает?

– Мне кажется, он похож на слона. Нет-нет, на мамонта, на старого, уставшего мамонта!

– Поразительно! Ведь все и правда называют его Мамонт-камень!

– Честно-честно? – не поверила Ангелина.

– Честно-честно, – улыбнулся Роман и начал: – Жило-было стадо мамонтов: вожак, пять его любимых жён, несколько почти взрослых самцов и десять или девять детёнышей. Жили они хорошо и дружно, а вожак, понимавший, что он всё больше стареет, частенько стал задумываться, как бы ему передать власть молодому преемнику, но без боя – этот вожак так не любил драки. Однажды утром земля затряслась, а север дыхнул холодом. Очень скоро до мамонтов стал доноситься треск и скрежет, а потом мимо них помчались звери, и все они причитали: льды идут, льды идут! Да, это надвигался ледник! Его натиск был решителен и быстр. Ели и сосны он ломал как травинки, а небольшие холмы без усилий сглаживал, и властно занимал всё пространство. Долго стадо уходило от ледника, но тот был быстрее и неумолимо нагонял животных. Мамонтята устали и еле-еле передвигали ноги. И вожак понял, что им не уйти. Но вожак этот был могуч и упрям, а ещё он больше всего на свете любил своих детей и, конечно же, жён. И тогда он отправил стадо дальше, а сам повернул назад и пошёл навстречу леднику. И вот он совсем близко – серые, угрюмые льды, скрежеща, словно недобро усмехаясь, в нескольких шагах. Вожак затрубил громко и решительно, бросая вызов леднику, расставил ноги пошире и упёрся упрямой головой в ледяную стену! И затрещали бивни, затрещал череп, но затрещал и ледник! И остановился злой ледник, и не прошёл дальше!

– Он его остановил! Ура! – закричала Ангелина, абсолютно поверившая в эту историю, придуманную Романом.

– Да, остановил, – кивнул он, словно и сам в это верил. – И вот с тех пор вожак и стоит тут. Он почти такой же, каким был тогда: лохматый, могучий, упрямый! Но – окаменевший. А этот вот ручеёк – всё, что осталось от злого ледника.

Ангелина долго смотрела в глаза Романа, потом покачала головой:

– Нет, вы это не придумали, это всё так и было!

А Роман, залпом выпивший взгляд девушки, с ужасающим восторгом понял, что все его героические старания по умерщвлению любви к Ангелине полопались так же легко, как пузыри на лужах в конце дождя!

На самой верхушке Мамонта-камня, на его загривке, обняв руками согнутые ноги и положив на колени голову, сидит Ангелина. Она неподвижна, словно спит. И нет для неё сейчас ни отцветающих черёмух, ни захлёбывающихся радостным пением жаворонков, ни сладкого, почти приторного аромата цветов. Её не радует высокое полуденное солнышко и чистейшее, словно отполированное ярко-сиреневое небо. Да и здесь ли, в этом ли мире она? Что произошло за две недели, прошедшие после пикника?