Ольга Репина - Жабьи дети

– Кстати, Франсуа, – сказала она, наблюдая, как племянник поглощает ее стряпню, – ты не сказал мне, чем будешь здесь заниматься. Или ты решил бросить свои научные занятия?

Она с тревогой посмотрела на молчащего племянника. Он же делал вид, что смакует кофе и оттягивал ответ. Через несколько минут молчания Франсуа достал из портсигара сигарету, прикурил и затянулся первым дымом. После этого он, наконец, прокашлялся и решился.

– Дорогая тетя Женевьева, – торжественно объявил он. – Я, Франсуа Тарпи, магистр медицины и биологии, приват-доцент университета Сорбонна, наконец-то стал богатым человеком. И не просто богатым, а очень богатым. Но не благодаря тем деньгам, которые вы оставили мне, а благодаря собственному труду и голове.

– Как это, Франсуа? – подавшись вперед и слегка выпучив глаза, которые и так были выпуклы из-за базедовой болезни, вскрикнула мадам Женевьева. – Ты выиграл на скачках, на бирже?

Тетушка была так комична в своем аффекте, что Франсуа рассмеялся.

– Нет, нет, милая тетушка, – он улыбнулся. – Я заработал кучу денег своей головой, сделав открытие в науке. Но, к сожалению, об этом еще никто не знает, кроме человека, обещавшего мне заплатить, если я завершу за полгода исследования и представлю ему результаты, которыми он сможет воспользоваться в своем бизнесе, на фабрике.

– А… так денег еще нет… – разочаровано протянула мадам Женевьева.

– Да, деньги только в перспективе, но до них всего только отрезок пути в полгода длинной.

И он мечтательно потянулся во весь рост, привстав со стула, да так, что хрустнули суставы кистей и колен.

– Прошу тебя, Франсуа, ты же знаешь, что я не выношу, когда трещат подобным образом, меня бросает в дрожь от таких манер.

Она раздраженно развернулась в сторону окна и задумчиво стала перебирать листья герани в керамическом горшке местной выделки.

– Ты молод и неопытен, Франсуа, тем более, в делах промышленных. Будь осторожен, обещания ничего не значат, пока ты не будешь держать в руках чековую книжку с обещанной суммой. Я все же кое в чем разбираюсь, наслушалась от твоего дяди историй финансовых крахов вот в этой самой кухне.

– Ну что вы, тетушка, – сказал Франсуа, подойдя к мадам Женевьеве и нежно прикоснувшись рукой к ее седым волосам в завитой по старой моде прическе. – Все базируется на моем интеллекте и находчивости, изворотливости и гибкости, если хотите. Я никого не собираюсь обманывать и надеюсь, что этого не будет делать кто-то другой.

Мадам Женевьева вздохнула и сказала:

– В таком случае я советую тебе сразу же переговорить с хорошим адвокатом и доверить ему подписание контракта.

– А никакого контракта нет и в помине, – засмеялся Франсуа. – У нас все на доверии.

– Это, милый племянник, совсем плохо, – ответила мудрая тетушка и чтобы сгладить впечатление напряженности от их разговора, который, по правде говоря, ее сильно озаботил, предложила пойти посмотреть комнату, в которой Франсуа будет жить и работать.

– Но к этому разговору мы еще вернемся, – сказала она. – И прошу тебя, не делай необдуманных поступков без моего совета.

Франсуа вздохнул, поняв, что сделал глупость, так откровенно переговорив с престарелой и отставшей от жизни теткой. К тому же он помнил о том, что тетушка не любила финансовых авантюр, поскольку в жизни она видела нужду, о чем часто любила вспоминать.

Они поднялись по крепкой, но скрипучей лестнице на второй этаж. С этой лестницей у Франсуа было связано много воспоминаний о шишках, ссадинах и даже об одном переломе, так как он, по словам тетки, в детстве был очень подвижным.

– Вот твоя комната, Франсуа, – сказала мадам Женевьева, пропуская племянника вперед. – Та самая, в которой ты провел все свое детство, отрочество и раннюю юность. Как видишь, в ней мало что изменилось.

Франсуа прошел по комнате, попрыгал на одному ему ведомой половице, которая издала знакомые звуки, похожие на сломавшуюся фисгармонию покойного мсье Орсэ.

Тетушка засмеялась.

– Вспомнил таки, проказник! А помнишь, как изводил гувернанток своими концертами на половице?

И она залилась счастливым смехом.

– Я постаралась создать в комнате как можно больше уюта, чтобы тебе было приятно проводить здесь время. Однако, не настолько приятно, чтобы ты лишал меня своего общества.

Франсуа упал на пышные перины кровати и, закрыв глаза, перенесся в детство, когда он, маленьким мальчиком, засыпал в этой мягкой постели, мечтая о ярком и счастливом будущем. И вот теперь он взрослый, но яркого и счастливого будущего хочется так же, и он не знает, когда оно явится и предъявит себя во всей красе.