Ольга Репина - Жабьи дети

Дениз неторопливо поставила поднос на столик возле зеркала, поправила на пышной груди булавку, которая закалывала передник, проведя после этого руками по талии и бедрам, а затем, прикоснувшись отполированным коготком указательного пальца к ослепительно белым, но мелковатым зубкам между пухлыми коралловыми губами, сказала:

– Того же, что и ты!

Франсуа рассмеялся, но тепло желания уже отравило его быструю и горячую кровь.

– Ах ты, маленькая дрянь! Только хозяин на порог, а ты уже рядом с его постелью предлагаешь свои услуги. Воистину чудовищные нравы в провинции. Это от общей бедности или твоей личной порочности? Вот достойная тема для исследования психоаналитика! В Париже проститутки более сдержанны, чем горничная у старой святоши в провинциальной Нормандии!

Он крепко схватил Дениз повыше локтя за руку и притянул к себе. Его обдало специфичным запахом здорового женского цветущего тела, однако, это же его и оттолкнуло, ослабив желание. Парижские женщины мылись тщательнее.

Ноздри Франсуа дрожали, втягивая новый для него запах, который ему не нравился, но был интересен как биологу и человеку, интересующемуся всеми явлениями жизни. Нормандская потаскушка – это тоже явление жизни, хотя изучать его Франсуа расхотелось. Опять сказались тетушкины уроки чистоплотности.

Он отпустил Дениз, удивленно смотревшую на этого мужчину, которому еще минуту назад она нужна была позарез для удовлетворения его желания. Она не понимала, что случилось. Любой житель Понтабери мужского пола (так она считала) многое бы отдал, чтобы прижимать к себе Дениз в спальне, ничего не заплатив при этом и ничем не рискуя.

Она фыркнула и сделала это достаточно выразительно для того, чтобы вывести Франсуа из состояния транса.

– Вы, мсье, всегда так непоследовательны? – спросила она, поворачиваясь к зеркалу и краем глаза наблюдая за собеседником.

– Это не твоего ума дело, мадемуазель Дениз, – ответил Франсуа.

Слово «мадемуазель» резануло слух не только самому Франсуа, но и Дениз, которая никогда не слышала, чтобы к ней обращались подобным образом, ибо вся ее жизнь была наполнена делами, не позволявшими жителям Понтабери называть ее «мадемуазель». Поэтому достаточно вежливое обращение было ей воспринято как оскорбление.

– Хам, – сказала она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты, как будто покропили святой водой.

Франсуа вышел вслед за ней на лестницу и следил за тем, как злая Дениз спускается по начищенным воском ступеням и на ходу отрывает наметку на юбке, возвращая ее прежнюю, более пристойную длину.

– Мадемуазель, вы порвете свою юбку прямо на себе! – закричал ей Франсуа. – Не говорите потом, что это был я!

Происшедшее его взволновало, и он решил спуститься в сад и немного успокоиться. «Ничего себе, приехал работать, – подумал он, меняя пиджак на более простую рабочую куртку. – Служанка одним взглядом почти довела до экстаза, еще и получил словесную оплеуху от нее же!»

Он еще не решил, что делать с Дениз и докладывать ли тетушке о происшедшем. Она в любом случае уволит эту пышку с сексуальным азартом тигрицы. Франсуа же не хотел оставлять без средств к существованию мать Дениз – Альбертину, от которой он видел только хорошее. Достойная была женщина. Надо же, и такая дочь!

Он вышел в сад и стал мерить шагами белые камни дорожек, обдумывая стратегию своей будущей работы. В Париже все казалось таким ясным и понятным, а тут, в этой провинциальной тиши, его вдруг пронзило сомнение в правильности сделанного выбора. Да, ему, молодому и неизвестному ученому, сделали выгодное предложение. И кто! Сам мсье Дюлок! Империя Дюлок! Дух захватывает, когда думаешь, что можешь быть к ней хоть немного причастен! Сеть фармацевтических фабрик по всей Франции. Тонны медикаментов и косметической продукции в аптеках. Торговые связи и сотрудничество с известнейшими компаниями в мире. И рядом со всем этим великолепием – он, Франсуа Тарпи, маленький нормандский человечек со своей еще совсем неразвитой научной идеей. Разве неразвитой? Мелким летящим неразборчивым почерком исписаны несколько тетрадей, проведены сотни опытов, он не видит еще света в конце, но чувствует, что истина где-то рядом. Совсем рядом. Только надо направить фонарик с ярким светом в нужном направлении и истина обнаружится.

Франсуа представил себе, как он с фонариком стоит на темной дороге, какой ему всегда представлялась научная истина, и, поворачиваясь, высвечивает все неровности и трещинки на ее поверхности. Кажется, повернись еще на пять градусов и вот оно – открытие!