Alexandr Weimar - Возлюби врага своего

В бинокль было отчетливо видно, как наши артиллеристы после удачного выстрела пожимают друг другу руки, что напомнило мне учебный центр, где после удачного поражения мишени мы радовались, словно дети.

Мы знали, что нас в России нас не будут встречать хлебом и солью, как это принято у русских. Мы благословленные идеей фюрера о расовом превосходстве верили в правоту и безнаказанность наших деяний. Мы верили в успех дела национал— социалистической партии, поэтому стояли насмерть во имя грядущих поколений.

– Твои камрады сделали «Ивана», как на полигоне…

– Видел, – сказал я, – хорошо горит.

– Черт, как «Иванам» сейчас жарко. Оказаться в таком аду я бы не никому пожелал, – сказал Крамер. —Теперь Петерсен, слушай боевую задачу.

Приказываю: осмотреть место боевого столкновения и нанеси на карту огневые точки противника. От точности исполнения зависит наши дальнейшие действия.

Мы сидели в отрытом окопе среди замерзших трупов большевиков. Хоронить тела было некому. Похоронные команды остались далеко в тылах, а пробиться к городу без резервов было невозможно. Мы были окружены. Бруствер окопа был не очень высок, но надежно защищал нас от осколков и большевицких пуль, которые частенько пролетали над головами, когда русские били по нам из артиллерии.

– Герр обер – лейтенант, это вы ради раскрашивания карт вы искали настоящего художника?

– Ну и для этого тоже. Разведка студент, это особый мир. Для выполнения задачи, нам приходится делать много того, что не свойственно человеку. Вот, к примеру каркать, как ворона, или крякать уткой, чтобы привлекать внимание камрадов по оружию.

– Не велика работа каркать, как ворона или издавать другие звуки. Я считаю, что настоящий разведчик должен быть прежде всего охотником.

Крамер удивленно взглянул на меня. Выдержав паузу – он ответил:

– Ты, сообразительный!

За разговором мы на какое—то время упустили из вида поле боя. Сквозь сумерки и дым я заметил, как штурмовая группа большевиков короткими перебежками перемещается в нашем направлении. Обстановка стремительно менялась.

– Пора, уходить студент! Нас могу ждать большие неприятности, – сказал Крамер. Эй, парни, хватит отсиживаться! На левом фланге седьмой роты прорываются «Иваны», – обратился он к минометчикам, которые сидели на дне окопа и играли в карты. – Ну— ка камрады, задайте «Иванам» жару!

Командир минометного отделения обер – фельдфебель взглянул в бинокль и прокричал:

– Расчетам, занять позицию!

Минометчики зашевелились. Похватав мины, они заняли места возле минометов, согласно боевого расписания.

– Внимание! Прицел тридцать два пятьдесят четыре! Три мины – беглый огонь!

С северной стороны под прикрытием танков, короткими перебежками шли русские. Они стреляли на ходу из винтовок, прикрываясь танковой броней. Атака изначально была вялой. Русские шли, словно на убой. Это был какой—то тактический ход лишенный всякой логики.

Заработавший двадцатимиллиметровый «Эрликон», моментально вверг наступающих большевиков в смятение и хаос. Это было единственное оружие, которое было способно противостоять натиску пехоты русских. Парни били длинными очередями по Т—34, которые старались вытянуть подбитый танк. От попаданий в броню, снаряды разрывались и тысячи осколков рикошетом били по русским лежащим рядом. Через пару секунд кромешного ада и все было закончено. Танкисты, ошеломленные таким обстрелом, отступили назад. Попытки танкистов прорваться были тщетны. Очередной раз мы отбили атаку. Наступление большевиков вновь было сорвано. В тот момент нами скорее руководило не боевая выкладка, а настоящий животный страх. Мы знали и чувствовали, что если вдруг нам придется сдать город большевикам, то ни одного немецкого солдата не минует чаша безжалостной расправы. В своей мести большевики были жестоки. Они не прощали пленным их былые «заслуги», а нам не хотелось становиться жертвами на этом кровавом пиршестве Сталина.

– Ну что, студент, хочешь вернуться в свою батарею, – спросил Крамер.

– Я служу там, где мне прикажет мое командование…

– Это похвально! Теперь тебя можно считать настоящим разведчиком! А теперь слушай меня Петерсен, внимательно – я не могу терпеть нацистов. Если ты, носил коричневую рубашку, и стучал в полковой барабан, тебе в моем подразделении не место. Мы разведчики работаем тихо и аккуратно. У нас своя война и ведем мы её по своим правилам. Если акция проходит без единого выстрела, значит это хорошо.