Вадим Гуща - Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези

© Вадим Валерьевич Гуща, 2017

ISBN 978-5-4485-3415-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Изменяющее мир событие никогда не проходит бесследно. Оно оставляет за собой череду последствий, жуткие тени которых со временем встают перед тобой, окружают со всех сторон и, наконец, становятся твоим миром.

Костер с хрустом пожирает сучья, с удовольствием лижет древесные обломки и, стреляя искрами, бросает взгляды на уходящие ввысь, обомшелые, неохватные, старые, как сама земля белорусов, стволы. Вокруг вязкая, кисельная тишина, только шершавые метелки сухой травы, высотой по грудь, шуршат на краю лесной поляны, трутся на ветру, скрывая начало болота. Над древним, с отбитыми углами, расколотым надвое следовым камнем согнулась старуха: в левом сморщенном кулаке зажат пучок высушенных трав с бледными цветками, в правой ладони раскрытый складной нож.

– Изгоняю богов лживых, богов бесполезных, богов из тела, души и разума своего, нарекаю их именем забытым, именем неизвестным, именем Никто, отправляю их в несуществующее Нигде, во времени Никогда…

Старуха монотонно бубнит, еле слышно, даже шепчет, закрыв глаза и раскачиваясь всем телом из стороны в сторону. Ветхие лохмотья, едва прикрывающие хилое, словно высушенное прямо на костях тело старухи, почти касаются языков пламени костра, норовисто взбрыкивающих на ветру, и огненные щупальца жадно тянутся к старой, и кажется, что сейчас некая пародия на одежду, грязные и сальные обрывки ткани, чудом держащиеся на этом тщедушном теле, вспыхнут факелом. Только ветер каждый раз успевает вовремя и отводит угрозу от творящей ведьмы.

– И придет будущее в мир мой, и уйдет настоящее в прошлое, ибо путь его озаряют семь звезд Гражуля Колы, – голос немощной старухи перестал быть тихим шепотом с придыханием астматика, окреп, стал заполнять пространство вокруг костра, стал теснить августовскую ночь, обволакивающую нас, – и услышишь ты слово…

Старуха заголила левую тощую руку: все запястье покрыто стеклянно гладкими, затянувшимися рубцами, среди которых резко выделяются несколько недавних, и, не прекращая бормотания, полоснула лезвием по руке. И капли крови звонкой капелью, падая на выветренную поверхность камня, шипя и пузырясь, растекаются по незаметным бороздкам текста.

Отложив нож, ведьма щедро сбрызгивает кровью свой гербарий и бросает его в огонь. Пламя враз отшатнулось, прыгнуло в одну сторону, в другую, съежилось, стараясь спрятаться под поленьями, а затем, обезумев, рванулось вверх. Выше верхушек деревьев, шире лесной поляны, глубже самой сущности стал костер, и языки пламени превратились в челноки с лунной нитью, ткущие узор в воздухе.

И вспыхнули солнцем янтаря, стершиеся века назад, символы на камне. Символы узора были высечены не все – все не вместить одному камню, одному месту силы, ибо многие вехи пути Их разбросаны алтарями, покрывая древние земли мира Их – от Полоцка до Берестья, и меж морями, Янтарным и Греческим. Узор, выбитый в прошлом и застывший навеки в граните, мерцал, менялся, потек рекою, обнимая землю, и влился в проявляющееся видение.

Ведьма на несколько секунд затихла, давая мне возможность рассмотреть призрачную картину, сотворенную ее чарами из костра – сотканная огнем из крови, воздуха, росы, звезд и ночи, она была до одури реалистична. И зашептала вновь:

– И вместо когтей у него мечи, и чешуя его краше радуги, и блеск ее соперничает со звездами, и крылья его накрывают тенью полмира, а руки седока его одним движением обрывают жизнь, как бросок копья…

На звездное небо в призрачной картине, как сквозь игольное ушко, из небытия, сопя и отдуваясь, нетерпеливо протискивал свое неповоротливое тело гигантский дракон: скрежетали о невидимые мне стены когти-крючья на крыльях, терлась чешуя о пространство, цеплялся за что-то в темноте хвост. Протиснулся, шумно выдохнул гудящим пламенем, озирается по сторонам. Кажется, я могу коснуться перепончатых радужных крыльев чудовища, дотронуться до огромных зубцов сверкающего гребня, разобрать в мельчайших деталях причудливый узор на его грудных пластинах, ощутить взгляд его золотистых глаз и рассмотреть лицо всадника.

Едва седок на драконе стал оборачиваться, как старуха резко выкрикнула что-то гортанное, похожее, скорее, на рык, нежели речь, и дева – всадником оказалась женщина – взглянула невидяще, спросила безголосо: