Вадим Гуща - Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези

– Да, здесь. Но я никогда еще так не боялась. Сегодня Кройдан переполнен злобой, и я знаю, что только твое присутствие удерживает его стражей на расстоянии.

Я копаю. Физические усилия разогрели тело, уполз куда-то липкий страх. Алеся тоже успокоилась, встала, заходит то слева, то справа, советует, но больше мешает. «Отойди…»: – в который раз огрызаюсь на ее советы я. Мне пришлось одному выкорчевать целую плантацию злющей на укусы крапивы и густого колючего малинника, поэтому я особо не церемонюсь с выбором выражений. Наконец-то, запах гниющего дерева бьет в ноздри. Среди комьев земли и плесневелых, не перегнивших с прошлого года, листьев видны пронизанные грибницей стволы сруба склепа – дубовая бревенчатая стена, уже не сопротивляющаяся тлению, но еще слегка упирающаяся под лезвием лопаты.

Алеся чиркает спичками, зажигая принесенный нами мелкий хвойный лапник.

Сухие губы огня скручивают жаркими поцелуями иголки на мертвых ветвях от могучей ели, перебирают яркие, длинные языки пламени вспыхнувшего радостно лапника, плюются дымом в мою сторону. Очень кстати, так как ненасытное комарье совершенно не знает, что ему следует бояться специального антикомариного спрея и пытается атаковать любое открытое место на теле. Я быстро расчищаю лишнюю землю, освобождая изъеденный гнилью люк в подземелье. Черенком лопаты поддеваю петлю, тяну вверх. Хрясь! Кольцо на крышке выгибается и со скрежетом выворачивается из древесины, распадаясь на отдельные фрагменты ржавчины и металла.

– Черт, – раздраженно сплевываю я, – Столько веков, сгниет любая железяка.

– Попробуй сломать доски, – советует мне окончательно пришедший в себя главный разоритель навьих могил в девичьем обличье.

– Отойди, Алька, – я снова злюсь.

Я пытаюсь поддеть доски лезвием лопаты. Наконец мне удается вставить его в щель, чтобы расшатать перекрытие могилы. В ночной тишине слышно, как в внутрь осыпаются частички земли. Запах стал сильнее. Резкий запах плесени, гнили и темноты терзает мои ноздри. По спине пробегает вернувшаяся волна озноба. Вздрогнув, я наклоняюсь, просовываю пальцы в проем между досками, натужно напрягая спину, тяну люк на себя. Доски выгибаются, трещат, ломаются окончательно истлевшие и, вдруг неожиданно, с всхлипыванием и чавканьем, сырая почва отпускает их края, и я едва не падаю на спину.

Темнота, медленно растворяющаяся под вгрызающимся в нее сбоку отблеском от горящего хвороста, шевелится, словно живая. Внутри древнего склепа, как сельди в бочке, стоймя набиты гробы. Темные, изъеденные гнилью, жуками и червями, чьи-то домовины вбиты так плотно, что образуют пол.

– Зажги фонарь, плохо видно, – почему-то шепчу я.

– Ты что, – шипит мне в ухо Алеся, – ошалел? Давай, подержу крышку. Найди камень.

Я осторожно становлюсь на осклизлые торцы гробов одной ногой. Ничего, держат. Однако не рискую перенести на источенную шашелем древесину весь вес тела. Осматриваюсь в полусогнутом состоянии, привыкая к жутко холодной темной сырости внутри склепа. Неясные, размытые очертания камня, на миг сверкнувшего в глаза символами, попадают в поле зрения.

– Он ждет нас, – сообщаю Алесе.

Я распрямляюсь и становлюсь перед лазом в гробницу, осторожно оттаскиваю крышку, испещренную многочисленными, глубоко вырезанными, надписями и рисунками, и опускаю ее на земляной холмик.

– Давай сюда факел, – протягиваю руку.

Рыжая отходит к стреляющему искрами вороху сухих веток и втыкает в него самодельный факел, оборачивается ко мне с огненной зарницей в руках, и в отсветах смолисто гудящего пламени я вижу внизу какой-то узкий предмет, тускло сверкающий между двух гробов. Наклоняюсь и вытаскиваю блестящую саблю. Прекрасно сохранившийся клинок. Взмахиваю им над головой и поворачиваюсь к Рыжей.

– Смотри.

Безумный животный ужас перекашивает лицо девушки…

Я тру пальцами переносицу, пытаясь осмыслить воспоминание. Тогда я упустил что-то жизненно важное для меня, а уж чем это было для Алеси я и представить сейчас не могу. Она испугалась простой сабли. Нет, не простой. Прежде, чем засунуть клинок снова между двух истлевших крышек гробов (никогда нельзя что-то брать из могил навьев без крайней необходимости – аукнется сторицей) я его тщательно рассмотрел и прочел инкрустированную надпись возле гарды. Тогда, на первый взгляд, ничего особенного в надписи я не увидел. Сабля и сабля, век шестнадцатый, может, начало семнадцатого. Но теперь, после слов навки, я с дрожью в коленках понимаю, что так напугало Алесю. Текст «Sigismundus III…». Король Жигимонт или Зыгмунт. Та сабля – это настоящая «зыгмунтовка».