А Киселев - Всемирный следопыт, 1928 № 12

Несколько раз Ямру приходила в голову соблазнительная мысль бросить весло и отдаться на волю волн. Но каждый раз, когда он хотел привести эту мысль в исполнение, жажда жизни вспыхивала в нем, и он с новой силой принимался бороться с нападавшими на облас волнами.

Рассвет застал Ямру километрах в тридцати от берегов полуострова Ямала [19] Ямал (в переводе) — «конец земли». ). Однако вступить на родину «каменных» самоедов, носящую гордое имя Конца Земли, Ямру не пришлось.

Когда оранжевая полоска на востоке превратилась в алое, словно выкупавшееся в горячей оленьей крови, солнце, Ямру увидал на севере стройный силуэт шхуны, шедшей в Обдорск из Таза. В рубке шхуны одетый в клеенчатый плащ рулевой, старый украинец, устало вертел колесо. Рулевому до смерти хотелось спать, и, досадуя, что ему придется пробыть в рубке еще несколько часов до ближайшего становища, он бормотал себе под нос всевозможные ругательства.

Поток ругани стих лишь тогда, когда сквозь всплеск волн и ритмичный стук пароходной машины до ушей рулевого донесся человеческий крик. Опустив переднее окно рубки, рулевой стал вглядываться в бушевавшие волны.

— Ах, бисов сын, проклятая дытына! — снова полилась после минутного затишья ругань, когда он разглядел среди волн облас с сидевшим в нем человеком. — Ах, батьке его сто чертив в пузо!..

Выругавшись еще несколько раз, но уже от удовольствия, рулевой отдал в машинную приказ дать тихий ход и ударил в висевший в рубке небольшой колокол. На звон колокола выскочили заспанный капитан и несколько матросов. Узнав о причине тревоги, матросы кинулись к борту шхуны, готовясь кинуть канат. Канат был брошен метко, и взобравшийся по нем на шхуну Ямру через несколько минут сидел в кубрике и жадно пил купленный у англичан в Новом Порту коньяк прямо из горлышка фляжки. Опрокинутый облас Ямру уносило ветром далеко на запад, к берегам Ямала…

Через несколько дней, темной сентябрьской ночью, антенны обдорской радиостанции сообщали в далекий Свердловск о свирепой шутке злого духа Лон-Гата, разыгравшейся на берегах Пура…

Кеми, молодая жена горбуна Поду, сидела на снегу и тоскливо выла. Кеми хотела есть. Она не ела уже пять дней, и желудок ее властно требовал пищи. Пищи же не было, и Кеми протяжно скулила, запрокинув голову назад.

Пошла уже вторая неделя, как Кеми ушла из становища Гагары, в котором Лон-Гат собирал ясак (дань) человечьими головами. И за все это время она ничего не ела, кроме двух тощих куропаток, попавшихся в расставленные ею по берегам лесного ручья слопцы (ловушки).

Извиваясь всем телом, Кеми проползла несколько шагов по снегу. Это окончательно исчерпало запас ее сил, и она впала в полузабытье. Кеми казалась, что она доползла уже до ловушки и увидала, что в одну из них попала жирная «важенка» (самка) дикого оленя. Однако ей это нисколько не показалось странным. Лязгая зубами, как голодная собака, Кеми подползла к «важенке» и впилась ей в горло зубами…

Сильная боль вернула Кеми к действительности. В полузабытье она до крови впилась крепкими зубами в собственную руку…

Упираясь в землю руками, как тюлень-ластами, Кеми снова поползла к ручью. Первые четыре слопца оказались пустыми, около них не было даже следов куропатки. В пятом же Кеми нашла раздавленную упавшим бревном полярную куропатку. Кеми ободрала ее зубами, словно песец, и, радостно повизгивая, принялась глодать…

После отъезда Ямру голод скоро нашел дорогу к становищу Гагары. Когда вонзь ушел обратно в океан, мужчины отправились в леса расставлять слопцы на полярных куропаток и тетеревов. Но тех и других было мало, и добытой самоедами птицы нехватало даже для детей. И после того, как были убиты и съедены все собаки в становище Гагары, люди начали умирать с голода. Тело их распухало до чудовищных размеров. Из почерневших десен шла кровь, и зубы из них выпадали так же легко, как орехи из прошлогодних кедровых шишек. Так умерли старая Атра, пастух Поду, шаман Ного и многие другие мужчины, женщины и дети…

Устрашенные их судьбой, лесные люди стали один за другим покидать становище Гагары. Вскоре становище совсем обезлюдело. Из отверстий юрт не тянулись струйки дыма, и нигде не было видно живого существа. Глубокое безмолвие мертвого становища нарушалось по ночам довольным урчанием горностаев, подкрадывавшихся к юртам лакомиться мерзлыми трупами людей…