Любовь Паршина - Хроники Нового Вавилона

В комнату она вошла осторожно, бочком открыв незапертую дверь. Изумленная и растерянная, замерла она на пороге, как и Хэзер несколько часов назад.

В воздухе витала остывшая тревога, множество деталей говорило о том, что в комнате случилось что-то «неправильное»… Задранный уголок ковра, внезапно оставленная, смятая постель, брошенное, раздавленное тяжелым сапогом, яблоко, разбитая бутылка… Душный воздух с чужим запахом – запахом гари.

Опасливо переступив через осколки бутылки, будто через мертвую птицу, Агнесс поставила поднос на туалетный столик. Руки ее в это мгновение так дрожали, что она боялась не пронести поднос даже этот короткий шаг.

– Мисс Эйл! Мисс… – позвала она, повинуясь слабой надежде.

Ей потребовалась еще минута, чтобы понять, что никто не откликнется. Тогда Агнесс помчалась на кухню за успокоительными каплями.

Бежать, думала она, скорее бежать в полицию! Звать на помощь хоть кого-нибудь!..

Ах, она всегда знала, что дурное ремесло молодой госпожи даст о себе знать, что ничем хорошим это не закончится!

Ближе к вечеру, как раз в час вечернего чая, претор МакКлелан нанес неофициальный (по официальной версии) визит в дом семейства Дурново. Зашел он побеседовать с пожилой мадам, Анной Владимировной Дурново, с ее дружелюбным сыном и, разумеется, с его дядюшкой, Петром Павловичем, который тесно сотрудничал с промышленниками, занимающимися добычей ископаемых по ту сторону Транссибирского тоннеля. Говорили обо всем, о любых всевозможных мелочах и глупостях, дозволенных этикетом, лишь изредка упоминая о полезных ископаемых и их значении для благосостояния Альфа-Вавилона. Наконец, беседа достигла пика душевности и вот-вот должна была начать клониться к завершению.

Тут вошел пожилой привратник и сообщил, что прибыл посыльный с письмом для претора. Письмо он подал тут же на серебряном блюдце.

Претор учтиво спросил извинения у хозяев и, взяв письмо, удалился на восточную террасу особняка. Она выходила на обширный сад с геометрически ровной лужайкой. Посреди нее высился фонтан – великолепный и вычурный, «римский». Некогда он с собратом-близнецом украшал блистательный Петродворец, резиденцию русских царей. Такой богатый и претенциозный элемент декора был подарен Российским Императорским домом благородному семейству Дурново (в частности, его покойному главе) за верную и преданную службу Отечеству.

МакКлелан огляделся (он не желал, чтобы кто-то видел даже его возможную реакцию) и развернул письмо.

– Ч-черт!.. – выпалил он, прочтя лишь первые две строки.

Он уперся кулаком в каменную ограду террасы и некоторое время смотрел куда-то сквозь чахлые деревья и едва виднеющийся за ними мутный горизонт. Немного успокоившись, он продолжил читать, но с каждой строчкой, с каждым словом мрачнел все больше.

Дочитав, он, не удержавшись, смял письмо, но затем вновь расправил, сложил и убрал в карман.

В гостиной, тем временем, между Анной Владимировной и Петром Павловичем, шел спор о живописи.

Пожилой господин Дурново стоял перед скромным натюрмортом и критично причмокивал, покачивая головой.

– Нет, Анна Владимировна, решительно не вижу, чем вам так полюбился этот Адольфо.

– Адольф, – поправил молодой Николай. – Он австриец, дядюшка.

– Ох, да с вами разве упомнишь? То вам итальянцы нравились целый сезон, а то теперь этот вот…

Все Дурново благодушно рассмеялись.

– И все же вы неправы, Петр Павлович, – вступилась Анна Владимировна за натюрморт. – Его картины, конечно, лишены размаха, да и особого божьего пламени, что уж греха таить. Но уж да чего они мирные, уютные такие…

Тут вернулся претор.

Несмотря на то, что он прекрасно владел собой, Николай заметил, что от былой светской легкости не осталось и следа – вместо нее во взоре МакКлелана затаилось напряжение.

– Простите, но я вынужден оставить вас. Мне только что сообщили о совершенно неотложном деле.

– Конечно-конечно! – подхватила госпожа Дурново, даже будто бы немного испугавшись. – Благодарю, что посетили нас, господин МакКлелан, сударь.

– Был рад знакомству, – поклонившись, чинно вымолвил Петр Павлович.

МакКлелан простился с ними, затем с Николаем, и удалился.

В полицейском управлении вечером было по-будничному тихо. Чему удивляться – трудившиеся здесь чиновники уже собирались домой.

Те, кто еще сидел в своих кабинетах-ячейках под единым стеклянным сводом, были настолько погружены в свои бумаги, в отчеты, что не заметили, как мимо них прошел сам претор с гвардейцем-охранником. Только секретарь в приемной вскочил при виде них и поспешил распахнуть дверь.