Уилбур Смит - Пылающий берег

К счастью, у Майкла весь оставшийся день не было времени, чтобы размышлять о гибели Эндрю. Он участвовал в обоих боевых вылетах, с поредевшей в результате потерь эскадрильей, и, хотя знание, того, что германский цирк находится в секторе, всех очень нервировало, патрулирование прошло гладко. Они не видели ни единой машины противника.

Когда приземлились в последний раз в сумерках, Майкл отнес бутылку рома туда, где Мак и его команда механиков колдовала при свете фонарей над поврежденными самолетами и провел с ними час, подбадривая их, ибо все они были встревожены и подавлены потерями, и особенно гибелью Эндрю, которого все обожали и боготворили как героя.

— Хороший он был. — Мак, весь по локоть в черной смазке, поднял глаза от мотора и принял жестяную кружку рома, которую передал ему Майкл. — Он и вправду был хороший, майор наш. — Мак сказал это от имени всех. — Такого, как он, еще поискать, да, это уж точно.

Майкл устало побрел обратно через фруктовый сад; взглянув на небо через деревья, увидел звезды — завтра снова будет летная погода — и смертельно испугался.

— Я проиграл, — прошептал он. — Мужество покинуло меня. Я — трус, и моя трусость погубила Эндрю. — Майкл думал об этом, и весь день эта мысль занозой сидела у него где-то глубоко в голове, сколько бы он ее ни гнал. Теперь же, оказавшись с ней наедине, Майкл стал похож на охотника, который преследует раненого леопарда, спрятавшегося в логове. Охотник знает, что зверь там, но от одного вида животного, когда они встречаются, у охотника трясутся поджилки.

— Трус, — произнес он вслух, бичуя себя этим словом, и вспомнил улыбку Эндрю и его шотландскую шапочку, стильно посаженную на голове. «Как поживаешь, мой мальчик?» Майкл почти слышал голос Эндрю и тут же увидел его падающим с неба в горящем вокруг горла зеленом шарфе, и руки затряслись снова. — Трус, — повторил он, нахлынувшая боль оказалась слишком сильной, чтобы ее можно было сносить в одиночку. Он поспешил в офицерскую столовую, ослепленный чувством вины, несколько раз по дороге оступившись и споткнувшись.

Адъютант и другие пилоты, некоторые все еще в летном снаряжении, ждали Майкла. Обязанностью старшего офицера было начать поминки, таков ритуал в эскадрилье. На столе, в центре, находились семь бутылок виски «Джонни Уокер» с черными наклейками, по одной за каждого из отсутствующих летчиков.

Когда Майкл вошел в комнату, все встали — не из-за него, а чтобы почтить погибших.

— Хорошо, джентльмены, — сказал Майкл. — Давайте проводим их в последний путь.

Самый младший офицер, проинструктированный другими относительно своих обязанностей, открыл бутылку виски. Черные наклейки на бутылках придавали обстановке погребальный оттенок. Младший офицер подошел к Майклу и наполнил его стакан, затем обошел всех остальных в порядке старшинства. Они держали до краев наполненные стаканы и ждали, пока адъютант, с зажатой в зубах трубкой из верескового дерева, не уселся перед древним пианино в углу столовой и не начал выбивать вступительные аккорды «Похоронного марша» Шопена. Офицеры двадцать первой эскадрильи стояли по стойке «смирно» и постукивали стаканами по столешницам и стойке бара в такт звукам пианино, а один или двое из них тихо напевали без слов.

На стойке бара было выложено личное имущество невернувшихся пилотов. После ужина оно будет продано с аукциона, и летчики эскадрильи будут платить непомерные цены, чтобы можно было послать несколько гиней [84]новой вдове или потерявшей сына матери. Там были принадлежавшие Эндрю клюшки для игры в гольф, которые, насколько видел Майкл, тот никогда не использовал, и удочка фирмы «Харди» для ловли форели. Горе с новой силой охватило Майкла, он так ударил стаканом о стойку, что виски выплеснулось через край, а от спиртовых паров защипало в глазах. Майкл вытер глаза рукавом.

Адъютант шумно сыграл последний такт, встал и взял свой стакан. Никто не говорил ни слова, но все подняли стаканы, секунду подумали о чем-то своем, а затем осушили их. Младший офицер вновь наполнил каждый. Все семь бутылок должны быть выпиты — это часть традиции. Майкл не ужинал, а, стоя у бара, помогал поглощать содержимое этих бутылок. Он был еще трезв, спиртное, казалось, не действовало.

«Должно быть, я наконец превратился в алкоголика. Эндрю всегда говорил, что у меня огромные потенциальные возможности». Спиртное даже не притупило боль, которую причиняло имя Эндрю.

Майкл предложил по пять гиней за принадлежавшие Эндрю клюшки для гольфа и тростниковую удочку от «Харди». К этому времени все семь бутылок были пусты. Он заказал новую бутылку для себя и отправился в свою палатку. Сидел на койке с удочкой на коленях. Эндрю хвалился, что этой палкой он вытащил на берег пятидесятифунтового лосося, а Майкл еще назвал его обманщиком.