Уилбур Смит - Пылающий берег

— Думайте о чем-нибудь другом, — посоветовал Эрни. — Вот, помогите-ка нам с этим. Умеете сращивать тросы?

Сантен покачала головой. Эрни в начале слов не произносил звук «h». Будучи француженкой [131], она почувствовала к нему симпатию и нашла, что он легко может понравиться.

— Это просто, давайте, хорошая. Я научу вас, как надо. Смотрите!

У Эрни был складной нож, прикрепленный к поясу шнуром, и он использовал шильце, чтобы расплетать куски пенькового троса.

— Один хвостик поверх другого, как змея заползает к себе в нору! Смотрите!

Сантен быстро освоила приемы. Работа помогла отвлечься от мыслей об их ужасном положении.

— Вы знаете, где мы находимся, Эрни?

— Я не штурман, мисс Солнышко, но мы к западу от побережья Африки — как далеко, я не имею ни малейшего понятия, но где-то там — Африка.

— Вчера в полдень мы были в 110 милях от берега.

— Я уверен, что вы правы, — кивнул Эрни. — Мне известно лишь то, что нам помогает течение, да и ветер тоже… — Он поднял лицо к небу. — Если бы мы могли использовать ветер.

— У вас есть план, Эрни?

— У меня всегда есть план, мисс… правда, не всегда он хорош, должен признаться. — И широко улыбнулся Сантен. — Сначала нам надо закончить это.

Как только у них получился один длинный, в двадцать футов, трос, Эрни подал Сантен складной нож.

— Привяжите себе к поясу, дорогуша. Вот что надо сделать. Нам же негоже уронить его в воду, правда?

Он соскользнул с края плота и по-собачьи подгреб к тянувшейся за ними куче обломков. Под его руководством Сантен подтягивала их к плоту, из частей рангоута они сделали основание для мачты и надежно закрепили пеньковым тросом.

— Вот и утлегарь получился, — Эрни говорил, захлебываясь от воды. — Я научился этому фокусу от черномазых на Гавайях.

Плот стал явно устойчивее, и Эрни вполз обратно.

— Теперь мы можем подумать о том, чтобы поставить какой-нибудь парус.

Понадобились четыре бесплодные попытки, прежде чем они сумели соорудить временную мачту и поднять парус, грубо вырезанный из брезента.

— Мы, конечно, не выиграем кубок Америки, милая, но мы движемся. Посмотрите на след за кормой, мисс Солнышко.

За их неповоротливым судном тянулся медлительный, будто вязкий, след. Эрни тщательно установил крошечный парус наивыгоднейшим способом.

— По крайней мере, два узла, — прикинул он. — Отличная работа, мисс Солнышко, а вы боевая, это точно. Один бы я этого сделать не смог. — Моряк примостился на корме плота, используя вместо руля кусок выловленной корабельной доски. — А теперь прилягте и отдохните, милая, нам с вами придется сменять друг друга на вахте.

Весь остаток дня ветер порывами налетал на них, грубо сработанная мачта дважды оказывалась в воде. Каждый раз Эрни приходилось слезать с плота, чтобы достать ее.

К ночи ветер ослабел, а затем мягко и постоянно задул с юго-запада. В облаках появились просветы, изредка проглядывали звезды.

— Я устал до изнеможения. Теперь вам придется занять место у руля, мисс Солнышко. — Эрни показал ей, как держать руль и управлять. — Вон та красная звезда — это Антарес [132], с боков у него по маленькой белой звездочке, он совсем как покидающий берег матрос, на каждой руке у которого по подружке, прошу прощения, мисс Солнышко, но вам надо только править на Антарес, и с нами все будет в порядке.

Старый моряк свернулся калачиком у ее ног, будто дружелюбный пес, а Сантен присела на корточки на корме и взяла грубый руль под мышку. Волны, как и ветер, стали тише, и ей показалось, что плот поплыл быстрее. Оглядываясь, она видела тянувшийся позади зеленый фосфоресцирующий след. Сантен смотрела, как гигантский красный Антарес с двумя сопровождавшими его звездами взбираются выше по черному бархатному плоту небес. Она почувствовала себя одинокой и все еще была испугана и поэтому подумала об Анне.

«Моя милая Анна, где ты? Жива ли? Добралась ли до одной из спасательных шлюпок или же ты тоже цепляешься за какой-нибудь жалкий обломок, ожидая приговора моря?»

Страстное желание ощутить рядом привычную уверенность старой кормилицы было таким сильным, что угрожало опять превратить Сантен в дитя. По-детски доверчивые слезы обожгли веки, а ярко светивший красным светом Антарес расплылся и раздвоился. Захотелось забраться к Анне на колени и спрятать лицо на теплой, пахнущей мылом, большой груди. Сантен почувствовала, что решимость и целеустремленность целого дня борьбы тают, и подумала, как просто было бы лечь рядом с Эрни и больше ничего не пытаться делать. И громко заплакала.