Владимир Леонов - Великие легенды Европы. От Соломона до Кончиты

Вошел крысолов в ратушу. Присутствующие сделали вид, что у них есть дела и поважнее, чем общение с каким – то голодранцем. Бургомистр, вытирая враз спотевшее лицо, отвернулся в противоположную сторону, а Каспар Геллер уставился в окно, словно узрел нечто необычное на улице.

Но крысолова никак нельзя было смутить, заставить трепетать. Ухмылнувшись, как человек не раз побывавший в таких передрягах, он вытащил из – за пазухи кожаный мешок. И с ужасом показалось бюргерам, что этот мешок бездонный.

– Мое слово сдержано. Крысы покинули ваш город. Надеюсь, и вы верны данному слову, – сказал крысолов. – Как условились. Даете столько золота, сколько могу унеси.

– Уважаемый… – Бургомистр в замешательстве запнулся, беспомощно развел руками, оглянулся на судью Гангель Мун.

– Эко, братец, как тебя развезло? Не кошель, не суму – целый мешок золота?… неприятно хихикнул судья Гангель Мун и в притворном испуге выпучил глаза.

В ратуше раздался злорадный смех. Он что, с ума сошел этот нищий? Не понял, что золото было обещано в шутку? Ай да хитрец Гангель Мун! Как ловко провел он крысолова, а тот всерьез поверил, да еще прихватил с собой мешок.

Хохот стал неудержимым. Хохотали бургомистр, советники, бюргеры, цеховые старшины.

– Ха – ха – ха!

– Мешок золота?

– Целый кожаный мешок?

– И за что?

– За глупые песни? За дудку?

– Рассмешил! Уморил!

– Золота ему подай! А не хочешь ли пинка?

Бултыхались от смеха круглые животы бюргеров, тряслись, как при езде по неровной дороге, толстые сальные щеки. Лица заливало потом, бюргеры не успевали вытирать его.

А странный пришелец молча стоял, и какая – то, сулящее недоброе, угрюмая улыбка проступала у него на лице. Нет, он не требовал, не просил обещанное!… Просто он молчал.

Хитрец Гангель Мун, предчувствуя недоброе, с опаской косясь на крысолова, прижался к уху бургомистра:

– Надо отсыпать ему горсть золота! Так… немного, для успокоения… И вернуть потерянные деньги, обложив податью бедных людей, кто вовсе не пострадал от крыс, потому что и так ничем не владели.

Однако бургомистр отмахнулся от судьи, как от назойливой мухи. Поднял с кресла свое грузное тело, откашлялся и голосом важным, но отечески ласково прознес6

– Ты сделал дел, любезный господин. Как я и обещал, надо расплатиться. Оплату проведем по трудам твоим. Кошель серебра и ты уходишь из города через любые ворота.

Странно повел себя незнакомец. Другой бы на его месте от такой удачи рассыпался в любезностях! А этот, ни слова не говоря, и, даже не поклонивщись, повернулся спиной и вышел из зала. Почувствовали бюргеры после его ухода слабый запах серны и увидели тонкое облачко серного дыма.

Уж тут вовсе развесились бюргеры. И как не веселится, коль так славно вышло: разом избавились и от крыс и от самого крысолова.

Пришел воскресный день. Громко звонят колокола святого Бонифация. Все славные бюргеры с женами и слугами отправились в собор к воскресной обедне.

А на улицах уже витает тревога, никто не слышит, как снова на площади запела дудка.

«Можно! Можно! Можно! – поет дудка. – Сегодня все можно. Вместе со мной вы пойдете в зеленые рощи! На медовые заливные луга! Босиком по лужам! Зарыться в сено! Можно! Можно! Можно!

Затопали маленькие башмаки по деревянным лестницам, по каменным ступеням.

С шумом открываются двери домов, из них выбегают дети. Дети бегут за крысоловом, жадно лоя звуки дудки. Брошены игры, откинуты прялки, на бегу, не останавливаясь, дети подтягивают чулки и спадающие штаны и платьица.

Дети – из каждого дома. На каждой улице – дети.

Бегут и бегут. Падают, разбивают коленки. Но потрут, подуют и бегут дальше. Лишь бы не отстать от крысолова. Веселые, с липкими пальчиками от сахарной пудры, во рту сласти, в кулаке зажата горсть ореха – убегают из родных домов дети, настоящее сокровище Гамельна.

Бежит впереди дочь бургомистра Марта. Розовое платьице трепещет ветер. А одна нога голая, только один башмачок натянула в спешке.

Дети добежали до городских ворот, с топотом пробежали по подъемному мосту. Уводит крысолов детей бюргеров, уводит их по дороге, мимо вересковых холмов и цветущих яблонь все дальше, дальше…

Прошли годы.

Забрел однажды в осиротевший город слепой странник.

Дул пронизывающий холодный ветер, за несколько медных монет запустил его трактирщик погреться у теплого очага. Сидели за деревянными столами бюргеры, стучали пивными кружками, когда выпив пенящийся напиток, ставили их. И кто – спросил старика: