Лев Квин - Ржавый капкан на зеленом поле

— Внимание! Экспресс «Моцарт» отправляется…

Пассажиры, которые успели разбрестись по всему перрону, бросились к вагонам, а я к окну. И когда поезд тронулся, я был наконец вознагражден: трое статистов, как по команде, повернулись и уставились нам вслед.

И все-таки режиссера я так и не увидел. Режиссеры, как правило, на сцену не выходят. Разве что только на премьере после занавеса, на поклон.

А может быть, этот режиссер был очень-очень далеко отсюда?..

Инга объявила мне полный бойкот.

— Инга… Послушай, дочка…

Ни слова в ответ. Ни даже движения, которое показало бы, что мои слова услышаны.

Но мне нужно было поговорить с ней. Если и сказать, хотя бы немного, лишь самое главное, то только сейчас, в поезде, под стук колес, когда шансов быть подслушанным неизмеримо меньше, чем в гостинице или на городских улицах.

Хотя полностью подслушивание не исключено и здесь. Купе слева пустует, там никого — я уже проверял. А вот справа едет молодая пара с трехлетним ангелочком с розовым бантом на белокурой головке. Правда, сели они еще до Зальцбурга. Но кто знает?..

Сейчас они прогуливали своего ангелочка по коридору. Мама с одного конца, папа с другого, и дочка с довольным визгом носится взад и вперед.

— Инга, у меня есть основания полагать, что на станции была расставлена ловушка.

В глазах еще ледяное презрение. Но, сдается мне, я уловил едва заметный огонек интереса.

— Ситуация может повториться, и я хочу, чтобы между нами на этот случай была полная ясность.

Ага! Огонек разгорается, лед начинает таять.

— Что за бред!

Все! Статуя заговорила. Это самое главное. Что она произносит, не имеет ни малейшего значения.

— От тебя требуются две вещи. Чтобы ты не реагировала на мои некоторые, как тебе покажется, странности. И чтобы, на всякий случай, держала в тайне, что знаешь латышский.

— А это еще почему?

— Не догадываешься?

— Слушай, отец, а не кажется ли тебе, что…

Я не дал ей договорить:

— Нет, не кажется. А если кажется, то тем лучше… Прошу тебя, Инга! Мне нужны прочные тылы. Тогда будет намного легче справиться.

Долгое молчание.

Счастливая семья вернулась из коридора в свое купе. Теперь возня, сопровождаемая смехом и визгом, продолжалась за тонкой перегородкой.

Инга снова принялась за свою сумочку. Отыскала шариковую авторучку, блокнот. Написала что-то быстро, выдрала лист, положила, не глядя на меня, на столик.

Я прочитал:

«Есть еще и такой способ общения».

Я кивнул.

Умница! Правда, она ничего еще не знает про телекамеру в венской квартире, но все равно — умница! Хотя бы потому, что сразу поверила мне.

Теперь лишь бы только не пересолила. А то начнет озираться на каждом шагу.

Не пересолить — это теперь самое главное.

Хотя и особенно таиться тоже нечего. Мне больше нельзя играть роль страуса, воткнувшего голову в песок…

— Давай поедим, отец. Что-то я проголодалась.

— Уже?.. А по-моему, тебе просто хочется взглянуть, что Лиззль нам дала на дорогу.

Инга беспечно рассмеялась:

— И это тоже! Но я и есть хочу, честное слово! Ее кнедлики будто из воздуха сделаны…

Экспресс уже мчал по Австрии. Снова с юга стали надвигаться горные цепи. Не мягкими, то поднимающимися, то вновь ниспадающими округлыми линиями, как возле Зальцбурга, а сразу, крутой стеной, с резко очерченными пугающими нагромождениями зубчатых скал, закрывших добрых полнеба. А потом и с северной стороны возле окон тоже замелькали поросшие кустарником и мхом подножия отвесных серых выступов.

Эти две горные стены — северная и южная — сходились все ближе и ближе, словно пытаясь поймать наш экспресс, а он, ускользая, вился между ними. Нас качало и бросало из стороны в сторону, как на море в славный шторм.

Неожиданно стены раздвинулись, показывая обнаженное сердце Альп. Бело-розовые зубчатые пики величаво плыли над пенистой рябью облаков.

Дав нам кратковременную передышку, горные стены быстро пошли на сближение, снова пытаясь зажать юркую змейку экспресса. Теперь горы наступали уже с трех сторон: навстречу поезду тоже приближалась скалистая гряда, закупоривая выход из узкой долины.

Но именно там, впереди, на фоне быстро растущего голубовато-дымчатого хребта, возникали легкие еще, точно намеченные пунктиром, очертания колоколен, башен, современных многоэтажных строений.

С каждой минутой они проявлялись все отчетливее.

Город.

Инсбрук…

нас не встретил. Это было в порядке вещей. В Вене, в отделе печати, так и договорились: в Инсбруке мы самостоятельно доберемся до гостиницы, поскольку неизвестно, каким поездом туда приедем. Тем более, что отель «Континенталь», где предстояло остановиться, расположен близко от вокзала. А уж там, в отеле, нас разыщут представители городских властей.