— Кто обнаружил сейф? Ты сам, Иван Петрович?
— Я и еще один товарищ.
— И что ты предпринял? Я имею в виду, куда передал документы, которые в нем лежали?
— Никуда. Не успел. Срочная командировка в Лиепаю. А потом война. Бумаги так и остались у меня на столе.
— А что бы ты сделал, если бы в сейфе и в самом деле обнаружилось вот это?
Глеб Максимович постучал пальцами по провокаторским донесениям Воробья.
— Написал бы вот такую бумагу.
Пеликан вытащил из папки еще один листок. Я прочитал: «Немедленно переслать по месту жительства. Арестовать. Провести дознание. Держать меня в курсе следствия». И подпись Пеликана: «Паберз».
— Не рассматривай с таким подозрением, — рассмеялся он. — Подпись настоящая… Вот эта бумага и осталась бы на моем столе вместе с делом Воробья. И немцы, заняв город, непременно обнаружили бы ее.
Туман постепенно рассеивался. Теперь уже я в полную меру включился в игру и напряженно искал прорехи в тщательно проработанном плане.
— Значит, тебе, Пеликан, уже к началу войны стало известно, что Арвид Ванаг — провокатор, работавший на охранку.
— Умница!
— Забыть об этом ты не можешь никак. Попадаешь в Москву после всей заварухи, наводишь справки обо мне, узнаешь, что я на фронте, в латышской дивизии. Меня арестовывают, отдают под суд. В итоге долголетняя тюрьма или расстрел.
— Все верно, Арвид. Кроме одного. Я же убит. Они думают, что я убит. Ты упустил это из виду.
— Ах да!.. А второй? Который вместе с тобой обнаружил сейф?
— Это техник, русский товарищ. Он только вскрыл сейф, а о содержании бумаг не имеет ни малейшего представления.
— Хорошо, — опять включился Глеб Максимович в наш поединок. — Итак, предположим, немцы обнаружили эти бумаги на твоем столе, когда захватили Ригу. Что они с ними сделали?
— Ага, значит, на один этап мы уже продвинулись… Тогда вот почитайте этот документ.
Пеликан выложил на стол еще одну бумагу. Тоже машинопись, только на этот раз на немецком языке:
«СС — штандартенфюрер Грейфельд распорядился:
1. Хранить дело в активной части архива.
2. По имеющимся сведениям, „Воробей“ служит на противостоящей стороне фронта в 121 полку 43 латышской стрелковой дивизии.
Отсюда следует:
а) Найти возможность к установлению контакта через СД или абвер;
б) Привлечь к сотрудничеству.
3. Докладывать о состоянии дел СС — штандартенфюреру Грейфельду лично каждые три месяца».
— А знаешь, эта твоя липа производит очень приятное впечатление.
— Глеб Максимович вертел документ в руке, рассматривая его со всех сторон. — Бумага? Машинка?
— Все подлинное, — заверил Пеликан. — Прямо со стола личного секретаря господина штандартенфюрера.
— А сам Грейфельд?
— Умер, бедняга, в больнице. Пятнадцатого августа нынешнего года. Проникновение постороннего предмета в дыхательные пути. А проще говоря — подавился сосиской.
Глеб Максимович рассмеялся:
— Не слишком героическая смерть!
— Каждому свое, как они любят говорить.
Теперь наконец замысел Пеликана вырисовался четко и определенно. Но неясности все же оставались.
— Ну хорошо. Я перепишу, подпишу. Куда пойдут все эти бумаги?
— В ту активную часть архива, которую гитлеровцы уже заготовили на случай эвакуации Риги.
Кто и как сделает это, спрашивать не имело смысла — в общем и целом было ясно и так. Опять мелькнула мысль о Вере. Она в редких письмах, которые удавалось переправить с той стороны, намекала мне, что работает в отряде радисткой. Но я не очень-то верил. Скорей всего, она меня успокаивала. Ведь радисткой это все же не так опасно, как, скажем, разведчицей.
— Ну предположим, эвакуировали. Уйдут наши бумаги в Берлин, в Гамбург, ко всем чертям. Что потом?
— Потом будем ждать. Глядишь, и попадет по каким-то таинственным каналам в руки наших недругов. А там… Подождем, посмотрим, устоят ли они перед соблазном.
— И я тоже должен буду ждать?
— Жить ты должен будешь, вот что! Жить, как живется, и совершенно забыть об этом нашем с тобой разговоре. И вспомнить о нем только тогда, когда почувствуешь, что к тебе начинают подбираться… Ну что? Начнем оформлять, как сказали бы у вас в милиции?
— А что еще делать? Ты же предупредил: назад хода нет… Кто будет знать обо всем этом?
— Вот только мы трое. Составим соответствующий документ, запечатаем и отдадим на хранение.
Пеликан вытащил из портфеля бутылочку чернил, ручку с новеньким перышком.
— Смотри-ка!
Я прочитал латышскую надпись на этикетке и пришел в восторг. «Чернила для авторучек». У нас в гимназии только такими чернилами и писали!.. И перо! Настоящая «Плада». Первейшая штука для игры в перышки: его никак не перевернешь, нужна особая тренировка.
Читать дальше