Лев Квин - Ржавый капкан на зеленом поле

Моя увлекающаяся дочь опять ошибалась. Логика ее рассуждений была лишь поверхностной, кажущейся. Уже само назначение церкви как места молений соответствующим образом воздействовало на строителей. Не говоря уже о том, что заказывали и принимали готовое тоже определенные лица со своими вкусами и взглядами. Недаром же из церквей нередко изымались картины одних мастеров, чем-то не понравившиеся духовным пастырям, и заменялись другими, несравненно более худшими.

Но стоило ли с ней спорить? Дворцы ли, церкви ли — какое это имеет значение! Инге интересно, она «при деле» — вот основное. Пройдет «церковный период», настанет какой-нибудь другой: живопись-модерн или прикладная графика.

Главное — ей не скучно, ну и с ней тоже не соскучишься.

Мы начали собираться, и тут вдруг прикатил на своей поджарой, как гончий пес, «шкоде» Вальтер — отвезти нас на вокзал.

Этого мы никак не ожидали. Даже Ингу тронула его внеплановая любезность.

— А что же ваш распорядок дня, дядя Вальтер?

— По распорядку дня сейчас послеобеденный сон на служебном месте!

— рассмеялся Вальтер. — А как раз сегодня ночью я прекрасно выспался.

Мы захватили с собой в поездку немного вещей — сумку и небольшой чемодан. Он не дал нести Инге чемоданчик — взял у нее из рук.

— Не надо, дядя Вальтер, мне не тяжело.

— Давай, давай! У нас еще нет равноправия женщин.

Хвосты торчали на своих постах, только поменялись местами. Чесучовый костюм околачивался теперь у двери подъезда, гитара устроилась у витрины с тканями.

Мы уселись в «шкоду». На заднем сиденье было тесновато — мне пришлось прижать к дверце колени.

Вальтер завел мотор.

«Хвосты» не проявили ни малейшей тревоги по поводу моего отъезда. Я долго следил за ними в заднее стекло. Они спокойно оставались на своих местах, пока не исчезли из моего поля зрения. Черного «мерседеса» с красными сиденьями тоже нигде не было видно.

Идиллия в отношениях Вальтера и Инги продолжалась недолго. Они поцапались еще в машине. Поводом послужил все тот же Евгений Савойский. Вальтер без особого интереса, просто так, из любезности очевидно, снисходительно поинтересовался, где побывала Инга сегодня.

— В Бельведере, — ответила она лаконично.

— Ну и как?

— Интересно.

По ее тону я определил, что она не склонна к разговору. Но Вальтер этого не почувствовал и в своей обычной ровной, с поучающими интонациями манере стал популярно разъяснять, чем примечателен Бельведер. При этом он, естественно, не преминул упомянуть и Евгения Савойского, назвав его великим.

Этого хватило, чтобы Инга тотчас же полезла в бутылку.

— А по-моему, он просто авантюрист, мародер и мерзкий мстительный человечек.

«Шкода» чуть притормозила — только этим Вальтер и проявил свою реакцию.

— В самом деле? — спросил довольно безразлично. — И ты можешь это доказать?

— Пожалуйста! — Инга, не задумываясь, стала перечислять. — Освободил Венгрию от турецкого ига и тут же навязал другое, австрийское — раз! Потопил в крови народное восстание в Нидерландах — два! Из чувства мести французам, которые когда-то не захотели взять его в армию, затеял гнусную войну за «испанское наследство» — три! Половину всего захваченного австрийской армией прикарманил лично себе — четыре! Весь Бельведер выстроен на награбленное!

— Нравы времени, — удалось вставить Вальтеру.

Он только подлил масла в огонь.

— Да? Джонатан Свифт, между прочим, жил в то же время. И Ньютон! И Дидро! Вот какой диапазон у ваших «нравов времени». Так что ссылка на них неосновательна и отвергается.

Я не удержался:

— Браво, Инга! Двадцать копеек!

— Что это значит? — удивленно повернулся ко мне Вальтер; «шкода» как раз стояла возле светофора в ожидании зеленого света. — Какие двадцать копеек?

— Шутливое выражение одобрения.

— Так ты одобряешь?.. Удивительно! А австрийцы, между прочим, считают принца Евгения Савойского величайшим деятелем в своей истории.

— Австрийцы считают! — тут же ухватилась Инга. — Какие австрийцы? Все до единого? Вот вы, прогрессивный австрийский ученый, марксист, тоже так считаете?

— А ты, передовая советская студентка, комсомолка, разве не считаешь царя Ивана Грозного великим деятелем русской истории? — перешел Вальтер из обороны в наступление.

— Ивана Грозного? Шизофреником я его считаю! Шизофреником и сыноубийцей. Великий деятель — это прежде всего великий гуманист!

Наступление сорвалось.