Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение

Что такое любовь?

Этот же вопрос задавал себе комиссар Ганс Розен, сидя на диване позади Марион Цимбал и наблюдая за искусством грима. Старший вахмистр Дуброшанский оглядывал комнату. На столике возле ниши с кроватью стояла наполовину пустая бутылка коньяку, рядом – пепельница, до краев наполненная окурками. Смятый носовой платок торчал из-под подушки.

Дуб кивнул в сторону ниши: видел, шеф? Розен утвердительно ответил глазами. Он все еще не произносил ни слова, по опыту зная, что молчание производило на ожидавших допроса более гнетущее и смущающее действие, чем самые коварные вопросы. К вопросам они были готовы, а вот к необъяснимому молчанию – нет, поэтому их нервозность возрастала с каждой секундой.

Марион Цимбал положила карандаш для подводки глаз. Он со звоном ударился о стеклянный поднос перед зеркалом.

– Что я должна сказать? – спросила она. Несмотря на все самообладание, в голосе слышалась дрожь. Комиссар Розен обхватил руками свое приподнятое правое колено.

– Вы знаете Роберта Баррайса? Я понимаю, это глупый вопрос, но будем соблюдать установленный порядок.

– Да, я знаю его.

– Хорошо?

– Да, хорошо.

– Близко?

– Да, мы в близких отношениях.

– Вы знаете, что это не является причиной для отказа от показаний? Вы должны говорить правду, и все, что вы сейчас скажете, вам, возможно, придется потом подтвердить на суде под присягой.

– Суд? – Марион повернулась на своей вращающейся табуретке. – Почему вдруг должен быть судебный процесс? Ведь арест Боба – всего лишь недоразумение.

– Однако его няня Рената Петерс насильственно сброшена с моста на автобан.

– Она сама спрыгнула.

– Вы были при этом?

– Нет. Но доктор Дорлах сказал по телефону, что женщина покончила с собой. После этого Роберт сразу поехал во Вреденхаузен.

– Значит, он был у вас?

– Да, разумеется.

– Когда вы пришли домой?

– Около часу ночи. У меня болела голова, и я раньше ушла из бара.

– А когда вы пошли на работу?

– Около восьми часов вечера.

– Господин Баррайс в это время был уже здесь, в квартире?

– Нет. Но он пришел вскоре после того.

– По его словам.

– Боб не лжет!

Комиссар Розен несколько раз кивнул. Девчушка из бара и наследник миллионов… Вот еще одна любовная история, которую трудно понять, просто надо мириться с ней – современная сказка… Два человека из совершенно противоположных миров сходятся и хотят быть вместе. Всю жизнь? Или пока не пройдет угар? Что для Роберта Баррайса эта симпатичная, милая Марион Цимбал? Эта влюбленная в него до корней волос девушка, которая все глубже будет запутываться в противоречиях? Нужно ей помочь, подумал Розен. Необходимо вернуть ее из мира иллюзий. Этот Баррайс – холодный парень с ангельским лицом. Его мозг рождает только подлости. Так было в случае с Лутцем Адамсом. На гоночной машине они наскочили на скалу, Адамс – за рулем, но Баррайс летит, вопреки всем физическим законам, не вперед, а в сторону, с правого сиденья через голову Адамса в дверь, в то время как несчастный Адамс сгорает. Но кто пытается его в чем-то уличить? Они были одни, французские коллеги провели расследование на месте и закрыли дело как несчастный случай. Неужели и здесь произойдет то же самое с Ренатой Петере? Ну что такое следы шин Пирелли на мосту? Ни один из водителей, видевших, как Рената Петере сорвалась с эстакады, не заметил за перилами тень, хотя бы намек на второго человека. Никто. И все-таки кто-то наступал ей на пальцы, цеплявшиеся за решетку. Вскрытие это доказало с несомненностью. При падении таких повреждений не могло быть.

– Вы много пьете? – неожиданно спросил Розен. Марион Цимбал, не подготовленная к этому выстрелу, покачала головой.

– Мало. Даже в баре. Мы переливаем свои напитки, которые нам оплачивают, в медные ведерки, стоящие под стойкой, иначе мы этого не вынесли бы.

– Логично. Но вы любите курить.

– Тоже нет. Так, изредка сигарету.

– Значит, у вас сегодня был трудный день! Вы выпили полбутылки коньяку и выкурили по меньшей мере тридцать сигарет.

Дуброшанский встал, сел на кровать и принялся считать окурки в полной пепельнице. В глазах Марион вспыхнул страх. Розен хорошо знал эти беспокойные взгляды, легкие подрагивания в уголках глаз, большим усилием воли обузданные, крайне напряженные нервы, не желающие подчиняться.

– Точно, двадцать девять, – объявил, подсчитав, Дуб. – Бутылка наполовину пуста.

– Почему? – терпеливо спросил Розен.