– Машина, которая в момент падения фрейлейн Петерс стояла на мосту, уезжая, заехала на траву, и там остался четкий след. К несчастью для преступника.
– К счастью для меня! – Боб прямо и требовательно посмотрел на доктора, Дорлаха. – Найдется у кого-нибудь сигарета? – Дорлах протянул ему свой портсигар. – Спасибо. Я был в Эссене, господа. – Баррайс зажег сигарету, руки его при этом были абсолютно спокойны, доктор Цуховский это точно проследил. – И почему преступник? Я думаю, Ренаточка сама спорхнула?
– Мой племянник не имеет представления о пиетете, – вставил дядя Теодор. Это были его первые слова, произнесенные после прихода Боба. – Кроме того, у каждого человека своя манера выражаться.
– Погибшей наступали на пальцы, когда она отчаянно цеплялась за решетку парапета. Мы пока не знаем, что там разыгралось, но рухнула она на автобан явно не добровольно. Преступник помог ей.
– Значит – убийство! – произнес Баррайс наигранно глухим голосом. – Умышленное убийство без отягчающих обстоятельств, – поправил доктор Дорлах. Это была соломинка, Боб это сразу понял. – Или неумышленное тяжкое телесное повреждение, в результате которого последовала смерть потерпевшей. Трактовка затруднительна.
– Во всяком случае, фрейлейн Петерс мертва! – произнес прокурор Цуховский жестче, чем до этого. – Мертва через чужое вмешательство.
– Этот великолепный юридический язык! – Боб с наслаждением курил. – Удовольствие слушать его. Один вопрос, господа: это допрос? Если да, то я вынужден просить своего адвоката заявить протест против такого обращения со мной.
– Это опрос, Боб, – Доктор Дорлах отмахнулся, когда Боб хотел что-то возразить. – Необходимо пролить свет на дело.
– Как я могу что-то освещать, если я лежал в постели в Эссене?
– Доктор Дорлах нас уже проинформировал. – Прокурор Цуховский прохаживался перед большим камином. Туда-сюда, туда-сюда… шесть шагов вперед, поворот, шесть шагов назад, поворот – как хищник в тесной клетке. – Разумеется, молодая дама может это подтвердить под присягой.
– Разумеется.
– Вы уже в двадцать часов были в Эссене, как сообщил ваш адвокат?
– Да.
– Дама ожидала вас?
– Нет. – Боб бросил злобный взгляд на доктора Дорлаха. – Фрейлейн Цимбал работает в баре, она пришла домой около часу ночи.
– Ах так! А с двадцати часов до часу вы были один в квартире?
– Да, у меня есть ключ. – Боб вытащил его из кармана пиджака и покрутил золотую цепочку с ключом на пальце.
– Почему вы поехали к фрейлейн Цимбал?
– Почему? – Боб ухмыльнулся с таким неприкрытым бесстыдством, что у Тео Хаферкампа от злости покраснели уши. – Марион всегда читает мне вслух сказки. Вчера это была «Царевна-лягушка». Она дошла до того места, когда золотой мяч снова скатился в колодец, и тут зазвонил телефон, это был доктор Дорлах.
– Разве это не вы позвонили, господин Баррайс?
– Действительно? Ах да… Вот видите, господин прокурор, меня так захватывают сказки, что я перестаю замечать время и пространство.
– Я тоже прихожу к этому выводу. – Цуховский резко остановился перед Бобом. Их взгляды скрестились, как сверкнувшие клинки.
– У вас нет алиби с двадцати часов до часу ночи. Лежали вы в постели или нет – никто не знает. Во всяком случае, противоречит всякой логике то, что мужчина не идет к своей подруге, работающей ночью в баре, именно в бар, а один ложится в ее постель и ждет окончания ее работы…
– Здесь я вынужден возразить, господин прокурор. – Доктор Дорлах элегантно поднял правую руку с большой коньячной рюмкой, на которой была выгравирована большая буква N – Наполеон. Доктор Дорлах выглядел сейчас действительно как Наполеон. – Нельзя исходить из общепринятого опыта. Мой доверитель Роберт Баррайс никогда не вел нормального образа жизни. В своих кругах он прославился именно эксцентричным поведением. Человеческий опыт здесь не годится. Учитывая его странный жизненный стиль и уверенность, что он обогащает своими выходками эту жизнь, вполне можно поверить, что в двадцать часов он лег в постель своей знакомой, читал там преспокойно, потом заснул и в час ночи был разбужен вернувшейся домой Марион Цимбал…
– Нежно разбужен, – смакуя, произнес Боб. – Очень нежно, господин прокурор. О степени нежности я отказываюсь давать показания.
«Ну вот он и заработал, наш доктор Дорлах, – с удовлетворением подумал Боб. – Теперь он мне поможет выкарабкаться. Наконец-то. Этот Цуховский – опасный тип. Лишенный чувства юмора, сухой, как соломенная крыша летом. Бескровный службист, в кровообращении – одни параграфы. С ним нужно держать ухо востро, люди без чувства юмора всегда опасны».
Читать дальше