Алекс Грин - Всемирный следопыт, 1930 № 12

Здесь, на расстоянии ста метров один от другого, были шурфы — неглубокие шахты для разведки золотоносного слоя, состоящего из песка и гравия. Эти шахты в пять-десять метров глубины — обслуживались ручным воротом с подвешенной к нему бадьей и обыкновенным насосом, рукав которого, касаясь дна, выбирал воду.

Внизу работали двое: забойщик, рывший породу мошкой, и плотник, который ставил деревянную клеть, крепившую стены шурфа от обвала.

Время от времени бадья поднималась воротом вверх, порода высыпалась, а штейгер, обходя шурфы, делал пробу ковшом: набросав туда песку, прополаскивал его водой и смотрел — остаются ли после удаления песка крупицы золота. Однажды, найдя такие крупицы, штейгер, стал показывать их мне; я притворился, что вижу, но на деле ничего не видел: верно, что-то блестело на дне ковша, но был ли то блеск оловяной полуды или воды, или золота, я так и не разобрал в точности…

Я работал с зари до зари; на обед давался нам час, на завтрак полчаса. В полдень штейгер отмечал в таблице крестиком рабочий день каждого; вечером еще раз проверял — кто работает вторую половину дня.

Плата была шестьдесят копеек поденно.

Расчет происходил по субботам в конторе, с вычетом забора по лавке.

Время от времени старший рабочий командовал: «Закури», и мы, старательно медленно свертывая «козью ножку» (покрупнее, чтобы дольше курилась), так же старательно медленно досасывали ее и так нагоняли минут пять — шесть отдыха.

Я работал то на откачке воды, то крутил ворот.

Неподалеку были старатели, и я один раз ходил смотреть, как они там живут. Старатели жили с семьями в лесу, по берегу речки, в небольших избах; кое у кого из них было хозяйство: птица, корова, лошадь. Тут же, возле избы, стоял вашгерт — промывательный станок, род ступенчатого корыта с задерживающими золотой песок планками. Насыпав в вашгерт породу, старатель прибавлял туда ртути; платина или золото амальгамировалось на дне вашгерта, а песок относило прочь водой, качаемой обыкновенным насосом. Впоследствии ртуть удалялась нагреванием. За платину контора платила три рубля пятьдесят копеек за золотник, за золото пять рублей. Мне рассказывали о селениях, где сплошь живут скупщики контрабандного золота, платящие по шесть и семь рублей за золотник.

Вначале я работал каждый день, но когда хозяйка моего угла родила ребенка, скандалы, пьянства, рев и писк стали неимоверны; я часто не мог заснуть, а потому перебрался в барак. Сознаюсь, здесь было тесно, но веселее, чем слушать каждую ночь: «Король, о чем вздыхаешь?» Однако атмосфера лодырничества, картежа, работы через день — два и бесконечных фантастических рассказов о самородках и кладах подействовала на меня: я стал тоже работать на хлеб, чай и табак — не больше; мои потребности в то время были очень скромны.

Набрав у кого мог лубочных и старых без переплетов книг, я погрузился в чтение, иногда выходя искать среди леса и по берегам еще закрытой льдами речки самородков. Когда мне переставали давать в лавке провизию, я ходил на работу в ночную смену. Работал в настоящей шахте, где было сыро и куда спускались в бадье, стоя в ней и держась за канаты.

Отверстие шахты выходило из невысокого холма; добываемая порода сваливалась кучами тут же. Неподалеку была бутара — закрытый деревянный цилиндр, вращаемый в горизонтальном положении; внутри бутары песок обрабатывался ртутью, как в вашгерте.

Нет ничего удивительного, что при такой технически несовершенной добыче золота и платины некоторые старатели брали от конторы разрешение снова промывать отработанные кучи песку и, как утверждали на прииске, добывали прилично.

Я стоял в паре с другими рабочими на вороте, выкручивая с двадцати тридцати метровой глубины тяжелую бадью, полную золотоносной породы; вторая бадья одновременно шла пустая вниз; там ее насыпали.

Три ночи я проработал под землей, где забойщик бил киркой впереди себя, а я лопатой наваливал породу в тачку и катил ее к бадье, под вертикальный колодезь. Работать надо было все время согнувшись; забойщик работал сдельно, и угнаться за ним я не мог. Пришлось бросить эту работу, хотя ночная смена оплачивалась рублем.

Мой интерес к приискам начал проходить. Между тем в бараке появился хищник — настоящий хищник уральской тайги, молодой человек, туалет которого был выдержан по всем правилам описанного мной местного щегольства; у него, видимо, были деньги, потому что он совсем не работал, только жил в бараке, может быть, с какими-нибудь конспиративными целями.