Георгий Свиридов - Джэксон остается в России

Купе заполнялось командирами. Они с любопытством поглядывали на Джэксона. Неужели этот загорелый плотный красноармеец в пропыленной и грязной солдатской форме и есть тот самый американец, о котором не раз рассказывал чрезвычайный комиссар!

Джэксон расположился в купе, где находился пулеметчик Степан Бровкин и его помощник Мурат.

Вдоль наружных стен купе стояли тюки спрессованного хлопка, надежно защищая от пуль. Мурат принес охапку ваты и постелил ее на полу. Джэксон с удовольствием растянулся на мягкой подстилке.

Степан Бровкин, плечистый рыжебородый сибиряк, сидел рядом на полу и поминутно вытирал платком пот, который струился у него по лицу. А смуглолицый худощавый и подвижной Мурат был в стеганом халате, стянутом в талии широким армейским ремнем, и, казалось, совсем не чувствовал жары. Он налил в жестяную кружку кипяток.

– Чай – будешь?

Сидней вытащил свою кружку.

– А я вот никак не могу! – Степан расстегнул ворот рубахи. – Разве в этакую жару чай полезет в нутро?

– Э! Зачем так говорить, Степан! – Мурат покачал головой. – Чай не пьешь – откуда силы возьмешь?

Джэксон выпил кружку кипятку, улегся лицом к стене. Ему хотелось отдохнуть, побыть наедине со своими мыслями. О чем он думал? О жизни, о себе. Встреча с Флоровым подтвердила правильность выбранного им пути.

Все складывается как нельзя лучше. Победа революции – это и его победа. Скоро новая власть утвердится по всей стране. А что будет потом? Вернее, что будет делать потом он, Сидней?

«Потом» – было его будущее. Оно казалось ему сейчас совсем недалеким. Он не знал и не понимал, что гражданская война только начинается, что в Лондоне и Париже, Нью-Йорке и Токио уже делят Россию на части, а полчища интервентов и оккупантов уже садятся на корабли, которые держат путь к берегам Советской республики. Джэксон ничего этого не знал. Он думал о своем будущем. Он был твердо уверен в том, что после победы революции ему, несомненно, дадут возможность попасть к себе на родину. Ему по-прежнему очень хотелось вернуться в Америку. После долгой разлуки увидеть мать, обняться с Иллаем. Он обязательно вернется…

В Ашхабад прибыли утром. Солнце стояло уже высоко, и июльская жара набирала силу. Ни ветерка, ни тучки. В знойном мареве никли листья редких деревьев, росших возле станции и вдоль центральной улицы. В сухих арыках потрескалась земля. Пыль, песок. Прохожих почти нет. Казалось, жизнь замерла и за высокими глинобитными заборами.

Но тишина и сонливость были обманчивы. Сотни недоброжелательных глаз скрытно следили за действиями прибывшего отряда. Мятежники не думали сдаваться. Они лишь притаились, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар в спину.

Флоров объявил город на осадном положении. Создал ревком, отстранил эсэров от руководства ашхабадским Советом. К вечеру по улицам в людных местах расклеивали приказ ревкома, в котором в категорической форме предлагалось гражданскому населению немедленно сдать оружие.

А в это время на загородной даче граф Доррер, бежавший из Ашхабада, инструктировал группу местных головорезов:

– Комиссара взять живым. Чтоб ни звука!

В ту же ночь они напали на Флорова, когда он вместе с Джэксоном возвращался с митинга. Сидней и комиссар шли темным переулком. Флоров был доволен митингом и находился в отличном настроении.

– Тебе нравится эта ночь? – спросил он боксера.

– Не особенно. Я больше люблю лунные ночи, – ответил Джэксон.

– У безлунных своя прелесть. Где, как не в Средней Азии, можно увидеть такие крупные лучистые звезды! Вся Вселенная перед тобой!

Но Сидней не успел взглянуть на небо. Из-за глиняного забора на них, как коршуны на добычу, набросилась группа наемников. Все произошло мгновенно. Флоров сбросил с себя прыгнувшего ему на спину басмача и успел выхватить пистолет. Однако выстрелить не удалось. Несколько басмачей навалились на него, выбили из рук оружие.

Сидней почувствовал, как ему на голову накинули ватный халат. Чьи-то дюжие руки сорвали оружие и пытаются скрутить боксера.

«Засада! – мелькнула мысль. – Комиссар в опасности!» Резким движением тренированного тела Джэксон стряхнул с себя навалившихся'наемников и бросился на выручку командира.

– Товарищ комиссар!

Обозленные неудачей, басмачи выхватили ножи. Лезвия тускло сверкнули в синей темноте ночи. Но это не обескуражило боксера. Его мысли были с Флоровым, которого басмачи уже успели свалить.