Анатолий Гусев - Меч Аркаима

— Ну, что-то есть!

— Капля в море! Да не в этом дело! Всё равно принадлежность к той или иной культуре проявляется в поступках человека, в его поведении и так далее.

— А ты философ, Мурад. — сказал Григорий Тарасович. — Не ожидал. Молодец!

— Зафилософствуешь тут! Чужой среди своих! Всё равно образ мышления мусульманина отличается от православных. Хотя я и прожил всю жизнь в Москве. Многое, что для вас естественно я не понимаю.

— И, тем не менее, — вступил в разговор Афоня, — с мусульманами, мы, русские, как-то договаривались, а вот с Западом, с католиками, как-то не сложилось.

— Причём здесь это? Я вообще говорю. Не понимаю я ваших постулатов.

— Давай, парень, не будем вдаваться в теологические споры — примирительно сказал Григорий Тарасович. — Всё равно не в христианстве, не в мусульманстве мы ничего не смыслим. А конфликтов среди нас пока нет и, надеюсь, не будет! За мечём — то пойдём? Или ну его на фиг?

— Странные вопросы — конечно!

— Конечно — что?

— Идём!

— Тогда — собираемся. Разбиваемся на две группы: мы с Петром проследим за нашими друзьями, а наши многоуважаемые историки с Налькой пойдут за мечём.

— А почему я с вами? Почему, например, не Мурад? — поинтересовался Пётр.

— Потому что я не знаю, как обучают бандитов, даже бывших, а как обучают наших солдат, я знаю! Кроме того, они оба историки, им меч интересней, чем слежка — игра в казаки-разбойники.

— Хорошо, хотя, я не разведчик. Я просто десантник. Но как говорится: «Никто кроме нас!»

— И это правильно — одобрил Григорий Тарасович.

— Белка с кем пойдёт? — спросила Наля.

— Со мной! — удивлённо ответил Григорий Тарасович. — Вам она зачем? У тебя вон какие охранники! Вас трое и нас трое.

— А стрелять-то она умеет? — спросил, как оскорбил Мурад, вспомнив вчерашние сомнения Афанасия.

— Кто? Собака? — удивлённо спросила Наля и звонко засмеялась.

— Да нет! Вы, Анастасия.

— Ну да! — наполовину удивлённо, наполовину вопросительно в один голос ответили отец и дочь. Ответ, как поняли москвичи, был утвердительным.

Но Наля всё — таки оскорбилась. Она пристально посмотрела на Мурада, чуть прищурилась, улыбнулась уголками губ, взяла со стола варёную картошку, сняла карабин со стены, повесила его на правое плечо стволом вниз и сказала:

— А ну пойдём! Если не боишься, конечно.

Мурад гордо хмыкнул.

Они вышли из домика, за ними все остальные. Наля отдала Мураду картошку и сказала:

— Возьми её в левую руку двумя пальцами — большим и указательным и что бы большой был внизу, а остальные три я тоже видела и отойди подальше. Понятно?

Мурад кивнул, взял картошку, так как просила девушка, и отошёл ближе к Чоролу, повернулся к ней и спросил:

— Так?

— Да — ответила Наля.

Послышался щелчок — карабин снят с предохранителя!

Девушка на ходу сдёрнула карабин с плеча, вытянув правую руку, мгновенно направила его на Мурада и, не целясь, выстрелила.

Картошка в руках Мурада получила аккуратную дырочку.

— Но ты даже не прицелилась! — удивился ошарашенный Мурад, не успевший даже испугаться.

— А зачем? Это же не беличий глаз! — улыбнулась лукаво девушка.

— Да! — подтвердил Григорий Тарасович и успокоил Мурада, — Когда она стреляет белке в глаз, она целится.

— А если бы она не попала? — поинтересовался Афоня.

— Как это? — удивились отец и дочь.

— Ну, так? — пожал плечами Афоня.

— Да ну! — ответил Григорий Тарасович. — Мы с детства стреляем. Хорошо стрелять у нас в крови.

— А если картофелину на голову поставить — попадёшь? — не унимался Афоня.

Григорий Тарасович сурово нахмурился и ответил за дочь:

— Даже и пробовать не будем.

— Почему?

— Потому! Чего боишься — то обязательно случиться. Когда тот предмет, в который стреляют, держат в руке, стрелок не боится убить или тяжело ранить человека и стреляет уверенно и, естественно, попадает. А когда цель на голове, у стрелка появляется неуверенность и он может промазать, а, значить, и убить! Ещё вопросы есть?

— Нет!

— Тогда собираемся! Думаю, ваши друзья сегодня к вечеру будут здесь, на той стороне Чорола.

Cобрались они быстро.

Через два часа Григорий Тарасович задумчиво смотрел вслед уходившей по лесной тропинке лёгкой походкой привыкшего к ходьбе человека свою дочь Налю, за которой поспевали два молодых историка. Петру он чем-то напомнил Ната Бумпо, провожающего молодого Ункаса, который впервые вступил на тропу войны.

Белка недоумённо смотрела то на хозяина, то на опушку леса, где скрылась хозяйка, как бы говоря: «А мы чего стоим?»