Уилбур Смит - Седьмой свиток

— Он был очень хорошим человеком. Я чрезвычайно уважал Дурайда, — проговорил Нахут, и Ройан кивнула, не желая еще как-либо реагировать на столь явную ложь.

Между директором музея и его заместителем не водилось дружбы. Дурайд не позволял Нахуту участвовать в работе над свитками Таиты; особенно это касалось седьмого свитка, что привело к сильной неприязни между сослуживцами.

— Надеюсь, вы подадите заявление на пост директора, Ройан, — сказал он. — Вы хорошо подходите для такой работы.

— Спасибо, Нахут, вы очень добры. Я пока не задумывалась о будущем, но разве вы не будете претендовать на эту должность?

— Разумеется, — кивнул тот. — Но это не значит, что остальным не стоит попробовать. Может быть, вы выхватите работу прямо у меня из-под носа. — Он самодовольно улыбнулся. Ройан лишь женщина в арабском мире, а Нахут — племянник министра. Всякому ясно, в чью сторону склонится чаша весов. — Будем соперничать по-дружески?

— Хотя бы дружить, — печально улыбнулась Ройан. — Мне понадобится поддержка.

— Вы же знаете, что у вас много друзей. В нашем отделе все любят вас. — Это по крайней мере было правдой. Нахут продолжил: — Вас подбросить до Каира? Уверен, мой дядя не будет возражать.

— Спасибо, но у меня есть своя машина. К тому же сегодня придется остаться в оазисе, чтобы утрясти кое-какие дела.

Это была ложь. Ройан собиралась к вечеру вернуться в квартиру в Гизе, но, по неизвестным ей самой причинам, не хотела сообщать Нахуту о планах.

— Тогда встретимся в музее в понедельник.

Ройан уехала из оазиса, как только сумела вырваться от друзей и родственников, а также крестьян, большинство из которых всю жизнь работали на семью Дурайда. Она чувствовала какое-то странное отупение; соболезнования и назидательные фразы из Священного Писания казались бессмысленными и нисколько не утешали.

Даже в этот поздний час бетонная дорога через пустыню оставалась весьма оживленной. В обе стороны тянулись вереницы машин, поскольку завтра была пятница. Ройан вытащила раненую руку из перевязи, чтобы та не мешала вести машину на приличной скорости. И все же она увидела зеленую линию деревьев, обозначавшую начало орошаемой и возделываемой полосы земли вдоль Нила, главной водной артерии Египта, только в пять с лишним часов вечера.

Как всегда, чем ближе к столице, тем больше машин. До огромного здания в Гизе, которое выходило окнами на реку и огромные каменные монументы, высившиеся в вечернем небе, Ройан добралась, только когда стемнело.

Оставив старый зеленый «рено» Дурайда в подземном гараже, Ройан поднялась на лифте на верхний этаж.

Открыв дверь квартиры, она замерла на пороге. Гостиная была разграблена — даже коврики подняли, а со стен сорвали картины. Ройан пришлось с трудом пробираться через груды сломанной мебели и разбитых украшений. Идя по коридору, она бросила взгляд в спальню и убедилась, что и та не избегла общей судьбы. Одежду выбросили на пол, шкафы стояли нараспашку. Одну из дверец сорвали с петель. Кровать перевернули, а подушки и простыни швырнули на пол.

Из ванной доносились запахи духов и прочей косметики, но у Ройан не хватило моральных сил отправиться туда. Она и так знала, что найдет. Вместо этого Ройан прошла по коридору к комнате, которую они с мужем использовали как кабинет и мастерскую.

Первой вещью в хаосе, которую она заметила и оплакала, были старинные шахматы, подаренные ей Дурайдом на свадьбу. Доску из янтаря и слоновой кости разбили на две части, а фигуры валялись по всей комнате. Ройан нагнулась и подняла белую королеву. У той откололась голова.

Держа фигуру в здоровой руке, женщина , как лунатик, подошла к столу у окна. Ее компьютер уничтожили. Казалось, монитор и системный блок раскурочили топором. С первого взгляда можно было понять, что на жестком диске не осталось информации — его уже не починить.

Следующий взгляд упал на ящик, где лежали дискеты. Его вместе с другими вытащили и швырнули на пол. И разумеется, опустошили. Помимо дискет, исчезли записные книжки и фотографии. Оборвались последние связи с седьмым свитком. После трех лет работы испарились последние доказательства его существования.

Ройан опустилась на пол, чувствуя себя измученной и побежденной. Рука снова заныла, и никогда в жизни Ройан не ощущала такого одиночества и такой уязвимости. Она и не думала, что будет настолько тосковать по Дурайду. У нее задрожали плечи, а глаза наполнились слезами. Ройан пыталась их сдержать, но они жгли глаза. Тогда она решила — пусть текут. Ройан сидела среди руин собственной жизни и плакала, пока слезы не иссякли, а потом свернулась калачиком на заваленном рухлядью ковре и погрузилась в сон, порожденный усталостью и отчаянием.