Божена ожидала на крыльце, в комнату войти отказалась, объяснив, что давно уже из дому и пани будет ее ругать. С этими словами девушка протянула Кошику несколько старых, свернутых в трубку бумажек. Горар, не считая, сунул деньги в карман и спросил, зачем она ходила в комендатуру.
— Ёжо просил отнести баче завтрак. Сказал, что бача Франтишек с голоду умрет, если не помочь.
— Как же ты пробралась, ведь передачи запрещены?
— Надула дежурного полицая, побожилась, что пан комендант разрешил.
— А вдруг он спросит коменданта?
— Побоится! Я, когда уходила, призналась этому оболтусу, что обманула. «Но, говорю, лучше не жалуйся коменданту, а то тебе же влетит!»
— Ох, и дипломатка! Бача ничего не сказал?
— Вслух, наверное для отвода глаз, он попросил, чтобы на эти деньги и купила ему курева и вина. А потихоньку шепнул: «Это долг пану горару за лес для сарайчика». Даже повторил и просил не забыть, что за лес для сарайчика…
Божена убежала, а Кошик тут же пошел в сарайчик возле дома. Каждое слово Лонгавера было для него полно особого, понятного только ему одному смысла. В сарайчике Кошик развернул деньги и начал их просматривать. Всего насчитал двести сорок одну крону купюрами разных достоинств.
Больше всего оказалось пятерок и десяток. На некоторых из них он увидел цифры, написанные карандашом. Часто бывает: люди записывают свои расходы прямо на деньгах. На одной пятерке Кошик увидел вычисление: 25+96=123. На то, что сумма от сложения чисел получилась неправильной, он даже не обратил внимания. Его интересовало другое: каждую цифру горар заменял соответствующей буквой шифра.
На засаленной и забрызганной чернильными пятнами пятерке цифр не оказалось. Однако расположенные кружочком пятна тоже полны были смысла. Цифры, выведенные химическим и квасным карандашами, горар обнаружил еще на двух бумажках.
Когда все, написанное на деньгах, было переведено на язык шифра, Кошику показалось, что он теряет сознание или сходит с ума. Он держал в руках деньги и смотрел на них, как на врага, занесшего нож для удара, который отвести уже невозможно. И вдруг, скомкав деньги, Кошик прошептал:
— Но ведь он только сейчас узнал, где находится типография! Сообщить коменданту еще не успел. Значит, его нельзя выпускать!..
Сунув деньги в карман, горар направился было из сарая, но опять остановился. «Сегодня, — подумал он, — шпики следят за каждым моим шагом. Это ясно. Значит, горячиться нельзя…»
Деньги Кошик сжег и вернулся в дом. Выпил чашку кофе и, внешне спокойный, отправился на лесопилку.
Маленький подвал был ярко освещен электролампой. В углу, за наборной кассой, стоял Лацо. Возле него — Маречек. Объяснив, как набирается текст, Лацо перешел к печатной машине, «американке».
— Тем же током, каким освещаются дома гардистов, работает и наша типография! — восторгался Маречек.
— Это все брат оборудовал! — с гордостью ответил Лацо.
Где-то в углу чуть слышно звякнул звоночек.
Лацо выключил свет — и тотчас в потолке открылся люк, через который проник сюда Маречек.
В подземелье спустился горар — и свет снова зажегся.
— Ну как, Маречек, не пугает тебя такое некомфортабельное помещение? — весело спросил Кошик.
— Что вы, товарищ Кошик! Я готов выполнить любое задание партии. А такое — тем более.
— Значит, даешь согласие? Тогда сейчас же впрягайся. Помоги все упаковать и перевезти. Шоферу передай свой пистолет. Ему он нужнее, чем тебе. — И Кошик решительно протянул руку: — Дай, я сам ему передам.
— Успеется, — вяло ответил Маречек и полез к станку, который Лацо уже начинал разбирать.
— Пистолет шоферу нужен сейчас! — строго повторил Кошик.
Маречек наклонился и, делая вид, что не придает этому особого значения, полез в задний карман брюк. Еще в кармане взвел курок. Но Кошик это заметил и ударил его по руке своим маленьким черным пистолетом, всегда хранившимся во внутреннем кармане пиджака. Маречек вскрикнул и выронил оружие.
— Сядь! — наставив на него пистолет, сказал Кошик. — За тобой ящик. Садись!
Маречек сел и левой рукой достал из кармана платок.
— Лацо, поднимите пистолет и пишите протокол допроса! — потребовал Кошик.
— Допроса? — недоуменно переспросили в один голос и Маречек и наборщик.
— Скажите, Дюро Маречек, какая партийная кличка была у вас при Вацлаве Гудбе?
— Цотак.
— Совершенно верно. Вы работали с ним дружно?
— Очень. Вацлав любил меня и доверял. Не то что ты.
Читать дальше