— Простите! Я нездешний, из Буджака, приехал по делам. И не знал, что Петра взяли в армию. Мир его праху!
Он поклонился, хотел идти, но женщина жестом остановила его:
— Постой!
Сходила в дом, вынесла рюмку и кусок хлеба с салом.
— Помяни его.
Мурашов перекрестился: «Да успокоит его господь!» — выпил, вытер ус. «Что ж, — решил он. — Второй заход начну отсюда же».
— Давно не бывал я здесь! Как пришли немцы с румынами, так и не бывал. Стало опасно ездить. Поймают — отберут лошадь, кэруцу [4] Телега (молд.).
да еще и изобьют. А сегодня приехал по казенной надобности, привез сукно. Да… раньше у меня здесь было много друзей, было с кем выпить и поговорить. Не только с твоим Петром. Этот еще… как его… с водокачки… Василаке, да!
— Бужор?
— Да, да!
— Ты и его не найдешь сейчас: Василаке и еще шестерых арестовали еще до того, как погиб мой Петр. Радио они слушали, какие-то листки печатали, ветеринар с ними был, скот травил, что в Румынию собирались отправлять. Их всех повесили на базаре, на площади. Так что не ищи Бужора, напрасно будешь искать.
Еще один… Мурашов мотнул головой, с трудом улыбнулся:
— Ну и крепка твоя цуйка, хозяйка! Так и ударила в затылок. Говорил мне отец: «Не пей на зное!» До свиданья!
Вот так. Двух явок из трех уже нет. Про учительницу капитан не стал спрашивать у вдовы Плугатару: дочка ее, Юлия, была еще маленькая, так что она могла и не знать школьных работников. А еще — боялся сбить последнюю надежду, вдруг тоже скажут: ушла, уехала, пропала, нет ее…
По данным разведотдела, Аурике Гуцу было тридцать четыре года. Разглядывая ее фотографию — пышные волосы, длинный тонкий нос, губы в ниточку, сощуренные глаза, — майор Перетятько заметил: «Наверно, тоща, як та килька…» Характер в ней читался жесткий, резкий. Она была незамужем. «И нэ вийдэ! — слова того же Перетятько. — Кому вона така нужна?..»
Так ведь и здесь ты оказался неправым, майор Гавря! Когда Мурашов позвонил у палисадника учительского домика — аккуратного, обихоженного, в зелени, — дверь на крыльцо резко распахнулась, и мужчина в галифе, в начищенных сапогах прокричал высоким голосом:
— Что тебе надо, простолюдин?!
«Ишь ты!» — беспокойно подумал капитан, громко сказал:
— Мне нужна госпожа Аурелия Гуцу.
— Ты что, чей-нибудь родитель? Из деревни? Тогда приходи в школу и разговаривай там! Чего ходишь домой? Ну, говори! Я передам ей. Чего, ты не знаешь меня? Я учитель гимнастики, господин Ион Штефанеску!
Появление его — Мурашов сообразил — не сулило ничего хорошего. Однако он упрямо произнес:
— Мне нужна госпожа Аурелия.
Мужчина метнул на него свирепый взгляд и ушел в дом. Вскоре на крыльце показалась Гуцу. Она действительно была очень тощая, да еще и на полголовы выше своего избранника. Тот тоже вышел следом, но не спустился к калитке палисадника, как она, а остался стоять наверху, расставив ноги и уперев руки в бока.
— Что вам угодно?
— У вас перед войной училась моя сестра, Надя Флориану! — так, чтобы мог слышать учитель гимнастики, громко сказал Мурашов. — Сороковой — сорок первый годы, вы должны помнить эту девочку. Она велела передать вам привет и рассказать, как она живет.
— Надя? Флориану? Я не помню такую… — неуверенно произнесла Гуцу.
— Вам привет от бэде Захарии Траяна, — тихо, глядя ей в глаза, сказал Мурашов. Захария Траян — это был секретарь уездного комитета партии.
Глаза учительницы быстро сощурились, губы — в ниточку. «Вот вы откуда», — прошептала она. Тут же улыбнулась беспечно — одними губами, не распуская прищура, и крикнула стоящему на крыльце молодцу:
— Ступай домой, Ион! Это родня моей бывшей ученицы. У нас хороший разговор.
— А мне это интересно?
Она лукаво хохотнула:
— Ты так и хочешь узнать, как живут другие молодые девушки. Не смей! Я твоя единственная девушка.
Ушел, грохая каблуками.
Лицо учительницы стало спокойным, надменным.
— Никаких Захариев, никаких Траянов. Больше я не должна вас видеть.
— А… в чем дело?
— В том, что я уже полтора года живу с Ионом. Он согласен на мне жениться. Вы не знаете, что это такое для женщины моего возраста и моей внешности.
— Не понимаю…
— И не поймете, не старайтесь. Это по уму только женщине. У вас другое на уме. Вы ведь мужчина и — солдат, видимо? Так вот: если Ион узнает, что я когда-то… проявила слабодушие и согласилась работать на вас, он, сам отведет меня в сигуранцу. Он верит в победу румынской армии. И я верю. Я верю теперь во все, во что верит он. Поэтому уходите и оставьте меня в покое.
Читать дальше