— Да. Вы хорошо осведомлены обо мне. Это делает вам честь!
— Перед отправкой в шестую армию ваша бригада была в Шварцвальде?
Фалькенгауз метнул взгляд на спокойное лицо следователя, отчеканил:
— В Берлине!
— А если вспомнить? Если не горячиться? Давайте поговорим просто, по-человечески, — предложил Григорьев,
Фалькенгауз вспыхнул.
— Мой фюрер учил меня отвечать с достоинством арийца! И я оправдаю его доверие, — запальчиво произнес он.
Григорьев не спешил задавать очередной вопрос, давая возможность нацисту успокоиться.
— Значит, вы не были в Шварцвальде?
— Я уже сказал.
— И ваша бригада не охраняла строящийся там секретный исследовательский объект?
— Впервые слышу о каком-то Шварцвальде, — внутренне насторожился Фалькенгауз, поняв, что следователь неспроста задает повторно один и тот же вопрос.
— И вы, конечно, не знали командира строительной бригады полковника фон Айзенбаха?!
— Не имел чести быть с ним знакомым.
— А с красавицей фрейлейн Региной?
— Не знаю такую…
Григорьев сдержанно засмеялся:
— Бедная фрейлейн Регина! Если бы она знала, как быстро отказался от нее бывший кавалер!
Фалькенгауз почувствовал неприятную сухость во рту. Оказывается, этот советский подполковник знает больше, чем он, Фалькенгауз, мог предположить. Неужели русским известно о бактериологическом центре? Маловероятно. Иначе бы не стали они так дотошно допрашивать его.
— О профессоре Шмидте вы впервые узнаете от меня? — услышал Фалькенгауз очередной вопрос.
— Да.
— Не знать всемирно известного ученого, выдающегося немецкого химика?!
— Меня никогда не интересовали ученые.
— В том числе и доктор Штайниц?
Фалькенгауз не выдержал, вынул из кармана носовой платок и вытер испарину на лбу.
— Никогда не слышал подобной фамилии…
Разговор зашел в тупик. На все вопросы Фалькенгауз давал только отрицательные ответы, и Григорьев вынужден был его отпустить. На следующий день он вновь продолжил беседу со штандартенфюрером. Тот еще более уверенно все отрицал. Устанет подполковник, отпустит его, как вчера. Не будет ведь он пытать. У советских следователей этот метод, не в пример гестапо и абверу, не практикуется.
Чтобы уличить Фалькенгауза во лжи, Григорьев вызвал через дежурного фон Айзенбаха, обещавшего нарисовать подробный план строящегося в Шварцвальде объекта.
— Разрешите, господин подполковник? — открыл дверь Айзенбах.
— Заходите.
Голос вошедшего показался Фалькенгаузу знакомым. Скосил глаза: командир строительной бригады полковник фон Айзенбах?!
— О-о, герр Фалькенгауз?! — узнал сидящего на табуретке Айзенбах. — И вы здесь? Рад вас видеть живым и невредимым. Для нас с вами война счастливо закончилась. Мы вместе служили с герр Фалькенгаузом в Шварцвальде, — пояснил он Григорьеву. — Штандартенфюрер был даже моим шефом как начальник местного гарнизона.
Айзенбах положил на стол лист бумаги с нарисованным им по памяти планом бактериологического центра.
— Благодарю вас, господин Айзенбах, — взял лист Григорьев. — Вы можете быть свободным.
Айзенбах вышел. Григорьев внимательно посмотрел в поблекшие глаза утомленного Фалькенгауза. Тот не выдержал его твердого взгляда, опустил голову.
— Я знал полковника фон Айзенбаха, — сдался он. — Но о самом объекте я ничего не скажу. Это предательство. А вы сами не любите предателей.
— Да, мы не любим предателей, — согласился Григорьев. — Но здесь… Подумайте о человечестве, господин Фалькенгауз! Вы же умный, образованный человек. Вы прекрасно знаете, лаборатория в Шварцвальде предназначена для создания запрещенного бактериологического оружия, которым Гитлер хочет уничтожить сотни миллионов ни в чем не повинных людей. Разве разоблачить это варварство — значит предать? Нет, господин Фалькенгауз! Это спасение человечества! Это, если хотите, защита чести немецкой нации перед народами мира. Мы понимаем: виновата не нация в целом, а ее временные правители. Но люди земли, попавшие в беду, обвинят всех немцев в чудовищном преступлении, станут проклинать их и ненавидеть. Вот почему я и взываю к вашей человеческой совести как немца: встаньте на защиту чести своей нации, помогите нам не допустить всеуничтожающей бактериологической войны.
Фалькенгауз тяжело вздохнул, по-старчески сгорбился. Сделал жадный глоток остывшего чая из стакана и вдруг тихо произнес:
— Хорошо, я расскажу все, что знаю…
Читать дальше