Александр Мартынов - Работа на лето

Потом он рухнул в ад из догоравшего на мокрой дороге тела…

… —Вот и всё, — сказал Диман, сдул с губ капли и отбросил со лба слипшуюся прядь. — Воздастся каждому по делам его.

Страшный удар грома расколол шорох дождя. Ветвистая молния прорезала сумрак туч. Воздух наполнился запахом озона, и все четверо вздохнули полной грудью — облегчённо и легко. А по небу, раскидывая пронзительные стрелы синевы, побежали, расширяясь, чистые прорехи. Началась короткая летняя гроза.

— Чудит природа, — сказал Юрз. А Диман вдруг тихо спросил:

— Вы что, не поняли? Это же… — и он не договорил.

— Это прощение, — ясно и твёрдо сказал Генка. — Я не верю в бога, вы верите в других богов, но это прощение, ребята. Вы как хотите… Прощение, потому что мы наказали Ирода. Чушь какуюто я несу, — и он, улыбаясь, без стеснения заплакал.

Второй раз за последние несколько дней и несколько лет.

ФОТО НА ПАМЯТЬ.

Генка сидел на крыльце, опершись локтем на сумку. Было почти совсем темно, и он вдруг понял, что ночи стали длинней и холоднее, а какие звёздные — и не передать… и почти каждую ночь кроят высоту серебряные строчки звездопадов…

Август. Конец лета.

Он потрогал карман, в котором лежали восемь тысяч. Совсем неплохой заработок… И есть ещё почти три недели, чтобы его потратить.

И есть желание остаться.

И есть звонки мамы, её просящий голос… и лёгкая обида в голосе отца…

… Вообщето он должен был уехать завтра. Днём. Его обещали отвезти прямо домой на машине, перед этим «проводить» как следует, всем селом. При мысли об этом Генку охватывала оторопь.

Что он уедет так же, как приехал, чтобы успеть как раз на утренний поезд, он сказал только Мачо. И Надьке. Мачо должен был появиться с минуты на минуту, а Надька сидела рядом и молчала.

Этим вечером историк отряда Серёжка Валуев сделал групповое фото всего отряда, в центре которого бел Генка. "Для истории!" — важно сказал он, хотя похожих фоток была уже куча. И видеороликов, и разных других записей, и даже кино, копии которого уже делаются… Но это "для истории" удивило и растрогало Генку. Это значило, что фотка будет специально вмонтирована в толстый том "Истории отряда" с соответствующей подписью. Мол, в центре — тренер по стрельбе… Геннадий «Клир» Тихонин…

— Ген… — Надька вздохнула. — Давай я с вами на станцию…

— Не надо, — покачал головой Генка. — Это то же расставание, только растянутое на часы… Да ну что ты… Я ещё до конца лета к вам приеду… а если отца переведут, я просто перееду сюда, и всё. Я уже не маленький…

Это, кстати, он решил твёрдо. И ещё решил, что поговорит с отцом и матерью. Им тоже найдётся тут место…

— Привет, — Мачо спрыгнул с коня, забросил оба повода на жердь и сунул Генке газету. Это была какая-то центральная, угрожавшая "русским экстремистам" многолетними сроками за расизм, фашизм, шовинизм и нагнетание межнациональной розни. Генка вчитался и присвистнул:

— Ну и срока! Видимо, такие, как мы, стали очень опасными преступниками, раз нашего брата стремятся так законопатить…

— Да, мы стали очень опасными преступниками, — весело подтвердил Мачо. И добавил: — И это наполняет моё сердце гордостью. Лучшего признания наших заслуг мне и не надо. Меня этим не испугать. А их страх это выдаёт лучше всего остального.

— Стремя! — Генка взлетел в седло, махнув сумкой. — Оп! — и сказал чуточку виновато: — Надеюсь, никто не обидится…

— Все обидятся, — заверил Мачо. — Но потом простят… Поехали?

— Поезжай, я сейчас, — Генка нагнулся с седла. Надька подошла, обеими руками обвила его шею, и он шепнул: — Только если умру. Поняла? Всё…

… Густющий туман, поглотивший лес, повис вокруг тяжёлой пеленой. Солнце ещё не взошло, елёеле рассветало. Денис Мачихин по прозвищу Мачо ехал шагом, закрутив повод второго коня на луку седла, и думал.

Ему было грустно.

Грустно было от того, что кончается лето, стали короче дни и ярче горят в ночном небе звёзды. Грустно от того, что наступает последний год школы. Грустно от того, что уехал хороший парень Генка-Клир — и вдруг они не увидятся больше; это было бы несправедливо, а от несправедливости тоже грустно. И ещё грустно от того, что и вокруг их села всётаки тоже много хороших людей, но у них испуганные глаза… и от того, что Денису вдруг подумалось — наверное, в конечном счёте, ОзеркиНикольские проиграют свою войну…

Ему просто было грустно. Поэтому он даже не сразу обратил внимание на то, что туман пахнет сырым дымом оставленного на ночь костра.