Александр Мартынов: Работа на лето

— Ничего себе… — вырвалось у него. Он поездил по России и видел разное, но не такое.

— Красиво? — Мачо кивнул, отвечая на свой вопрос. — Красиво, я знаю… Воон там, левее, — он встал в стременах, — там днём уже можно наши поля разглядеть. Но полей у нас немного, только для собственного прокорма. Поехали, поехали.

— Тут только русалкам бегать, — выразил наконец Генка вслух свои чувства, когда они уже пересекли луг и снова ехали лесом.

— А кто тебе сказал, что они тут не бегают? — поинтересовался Мачо. — Тут ещё и не такое может случиться, я серьёзно говорю.

— Ладно, ладно, я всё понимаю, — выставил ладонь Генка. — Местные легенды в обработке для приезжих.

— Да не приезжает сюда никто, — серьёзно возразил Мачо. — Вернее, кто приезжает — тот почти наверняка остаётся. Это ведь знаешь какая земля? СЛАВИЯ, северная Русь, самая чистая, самый центр, слышал? Тут ни хазар, ни татар, ни литовцев, ни немцев — никаких завоевателей не было. Она их отталкивает. Бывает, разные новорусские с иностранными партнёрами у сельсовета купят путёвку, лицензию, всё по чину, приедут охотиться — наши не отказывают никогда. День максимум пройдёт — и они обратно катятся, мямлят "охота не пошла", "не катит чегото", а один прямо сказал: "Не, у вас тут страшно!" Вру, — поправился Мачо, — было одно исключение, немец приехал. Четыре месяца прожил, чуть фирму свою не разорил отсутствием, уезжал — плакал. Но он был настоящий немец.

— А бывают и ненастоящие? — уточнил Генка.

— А разве "новые русские" — настоящие русские? Шелупонь. И у немцев такие есть, и в основном наверху, как и у нас.

Генка опять не нашёлся, что ответить. А Мачо продолжал:

— Я вот тоже, увидел — и сразу влюбился. Мне даже кажется, что я всегда тут жил. Это генетическая память — память предков, нам рассказывали.

— Генетическая память? — Генка задумался. Он читал об этом, но как-то мельком. А сейчас — на одно коротенькое мгновение, но отчётливо! — ему вдруг показалось, что он уже был здесь когдато…

… Нехотя светало, как обычно бывает летом. Рассвет — ранний, прохладный — взбодрил качающегтся в седле Генку. Они ехали через расползающийся над полем туман вдоль речки, впереди виднелась полоса очередного леса. В траве скрипел и скрипел коростель — казалось, он следует за всадниками. Сашен, оторвавшийся от старших, вернулся рысью (он сидел, как влитой, ровно поднимаясь и опускаясь вместе с конским телом), предложил:

— Искупнёмся?

— Ты как, не против? — Мачо повернулся к Генке. — Тут уже рядом, но всё равно… Сейчас вода тёплая.

— Давайте, — сонно сказал Генка, поворачивая коня следом за братьями на какуюто тропку. Он очень устал и хотел прилечь — хоть где-то, хоть просто на одеяле, брошенном на пол.

Река текла в промытом углублении оврага, закреплённом по краям посадками — молодые дубки вцепились корнями в землю, удерживая её от весенних потоков с полей.

— Тут глубоко, — предупредил Мачо, соскакивая наземь. Брык, брык — кроссовки, майка через голову, шорты вместе с трусами рывком к ногам — и прыжок с места. Как ни быстро Мачо всё это проделал, но Сашен уже вопил где-то посред реки:

— Ооуххоооо! Хаааайль! Блинннн!!!

— Да ну нафик, — пробормотал Генка. Мачо крикнул, выныривая:

— Ты не умеешь, что ли?!

— Не хочу! — помотал головой Генка.

— Зряа! — отозвался Мачо и нырнул снова. Сашен уже карабкался на берег. Генка подал ему руку, но он упрямо мотнул головой и выдернул себя на берег рывком за корень. Через полминуты точно так же выбрался и Мачо. — Зря не стал, тепло, — он прямо на мокрое тело натягивал одежду, и Генка успел заметить на левом бедре снаружи белое рваное пятно на ровном и раннем загаре — такое бывает, когда человека ранят ещё пока он интенсивно растёт — как ни залечивай шрам, он всё равно растёт вместе с хозяином… — Ты чего так смотришь? — Генка засмеялся, вскакивая в седло.

— Да ничего, так, — ответил Генка.

Когдато в этого парня попала настоящая пуля, выпущенная кемто, чтобы убить его.

ОзеркиНикольские со стороны были не видны — село лежало в низине, на склонах котловины, в центре которой огромной запятой изгибалось озеро. Дома были причудливо разбросаны среди зелени садов безо всякого видимого плана, на дальнем конце озера, километрах в трёх, видна была группа «официального» вида зданий, часть из которых стояла, кажется, прямо в воде — к ним вела асфальтированная дорога. Генка заметил немало заброшенных и вовсе развалившихся домов, но жилые выглядели не просто жилыми, а даже богатыми. Село производило странное впечатление этой смесью запущенности и благополучия.