От этой кучки смешавшихся, боровшихся за жизнь людей отделилась низкорослая малоприметная фигура. То был Кальмо. Умерив шаг, он неспешно направился к нам, не оглядываясь ни направо, ни налево, с бравадой, от которой мне стало не по себе. На каждую вспышку в джунглях мы отвечали немедля дружным огнем. Кальмо оставалось пройти не более тридцати шагов. Я ясно различал его лицо, на котором застыло выражение неестественного спокойствия, и моя досада на его глупое упрямство сменилась яростью. Я закричал ему, чтобы он бросил свои фокусы и ускорил шаг. Мне не всегда даются испанские крепкие выражения, без которых не обойтись в такой час, и, как мне показалось, Кальмо улыбнулся. Потом он словно заколебался, идти ли ему дальше, поднял ногу выше, чем надобно, как будто хотел шагнуть на невидимую нам ступеньку, потом опустил ее. Он был так близко, что я видел, как вдруг изменилось выражение его лица. Эта прогулка больше не веселила его. Он поднял другую ногу, но снова опустил. Он топтался на месте, увязая в невидимых зыбучих песках.
Он поглядел на свои ноги, не понимая, почему они вдруг отказались ему служить. Потом повалился на бок. Мы подбежали, чтобы помочь ему, но пуля угодила Кальмо прямо в сердце.
Он, должно быть, умер сразу, когда пуля пронзила его, но по духу он походил более на бойцового петуха, чем на человека.
Сколько я ни старался, я не мог понять, как случилось, что наш план спасения индейцев окончился такой ужасной катастрофой.
— Разгадка этой тайны самая простая, — сказал Гельмут Стерн. — Для индейцев день кончается вместе с заходом солнца. Ночные часы не идут в счет. Индейцы вышли на тропу потому, что до конца счастливого дня оставалось всего несколько минут. Они, наверное, отказались повиноваться вашему сержанту.
Куда вы дели раненых?
— Положили в больницу.
— Считайте их мертвыми. Только шаманы могут вылечить индейца-чилама. Паровая баня, заговоры, агуардьенте. Класть их в больницу бесполезно. Сколько было убитых, вы сказали?
— Мы подобрали двадцать трупов и там же зарыли. Некоторых уже растерзали грифы.
— Какой ужас! — сказала Лиза.
Отложив вышиванье, она покачала головой, слезы выступили у нее на глазах. Мы сидели у большого смотрового окна, и на этот раз я не мог не согласиться с Гельмутом: пейзаж был нестерпим, как безвкусная картина, которая слишком долго провисела у вас на стене.
— Остальные, кто был на ногах, рассыпались, как только мы к ним подошли. К тому времени стало совсем темно.
— А сколько виджилянтов вы убили?
— Точно не скажу. Наверно, немного. Мы не стали их искать. Пусть ими займется Элиот.
Зато нам удалось захватить пулемет «браунинг». Это я считаю удачей.
— В каком смысле?
— Я вам объясню. Если говорить без дипломатии, начистоту, Элиот нанял шайку бандитов, чтобы уничтожить несколько десятков неугодных ему индейцев.
— Вам не кажется, что это рискованное утверждение?
— Пулемет «браунинг» достаточно веское доказательство, хоть я располагаю и другими.
— Вспомните, сколько раз уже так бывало, — сказал Гельмут. — Разве не такими же методами был освоен весь Американский континент? Думаю, что не преувеличиваю. Почитайте историю нефтяных и железнодорожных трестов. Элиот — грудное дитя, если сравнить его с некоторыми промышленными баронами прошлого века. Все они были очень религиозные люди. Поэтому у них не было ни капли жалости к своим жертвам. Элиот на место бога поставил Жизненную Силу. Вам придется примириться с его существованием. В нем воплощены — пусть неуклюже и грубо — основные тенденции нашего общества.
Лиза наполнила опустевшие стаканы.
— Он заходил к нам на несколько минут попрощаться перед отлетом в Мексику. Как всегда, полон новых проектов.
— И он их осуществит, на этот счет можете быть спокойны, — сказал Гельмут. — Сейчас он раздумывает над тем, как научить индейцев веселиться. Он хочет привезти сюда мексиканских танцоров, чтобы они справляли индейский Новый год вместе с чиламами. Ведь к индейскому Новому году должны прибыть его туристы. Нет, хватит виски, дорогая, налей мне кока-кола.
Виновато улыбаясь, он поглядел на меня.
— Возможно, к возвращению Элиота мне удастся подготовить ему сюрприз, — сказал я. — На этот раз ему не отвертеться. Его бандиты убили моего сержанта. Сегодня утром было судебное вскрытие. По моему настоянию.
Написать правду они не пожелали, и я отказался принять протокол. Все до одного подкуплены. Это написано у них на лице.
Читать дальше