Норман Льюис - Вулканы над нами

— Ты слышал, что я сказал, осквернитель материнского ложа?

— Я не оглох, сыночек.

— Дай ему.

Один из кавалеристов, тяжело ступая, пересек комнату, примерился и ударил ладино по, лицу. Он тоже был приземист, и ему пришлось вытянуться во весь свой рост, чтобы удар пришелся по цели. Ладино не шелохнулся, словно ударили не его.

— Почему ты вооружен? — спросил Кальмо ласковым голосом.

Сведенный тиком глаз ладино слегка приоткрылся.

— Хочешь знать, как меня зовут?

— Зачем?

— Для того, сыночек, чтобы обращаться ко мне, как того требует вежливость.

— Дай-ка ему еще, — сказал Кальмо. — Как следует.

Улыбаясь во весь рот, кавалерист подошел вплотную к ладино и стал бить его по лицу, неуклюже размахивая кулаками. Я заранее решил оставаться безучастным и боролся с подступающей тошнотой. Кальмо обернулся ко мне с притворной растерянностью.

— Осквернитель материнского ложа не хочет разговаривать с нами, капитан.

Голова ладино моталась вправо и влево от сыпавшихся ударов.

— Хватит, — сказал Кальмо. — Теперь побеседуем.

Голова ладино вернулась в вертикальное положение, подобно остановленному маятнику.

Он пошарил пальцем во рту и, вынув выбитый зуб, стал разглядывать его любовно и не без удивления, словно это была жемчужина, найденная им в морской раковине. Потом криво усмехнулся распухшими губами и мотнул головой.

— Если хочешь, чтобы я отвечал, обращайся ко мне, как того требует вежливость, — сказал он.

«Он все еще играет свою роль из ковбойской мелодрамы, — подумал я. — Живая жизнь в этих странах с каждым годом вез больше приспосабливается к шаблонам, насаждаемым кино. Кроме того, мозг этого человека затуманен марихуаной».

Сержант Кальмо вытащил из кобуры револьвер и ухватил его за ствол, но потом передумал и огляделся вокруг, ища чего-нибудь потяжелее. Второй ладино, стоявший облизывая губы, решил вмешаться.

— Уверяю вас, джентльмены, что мой друг охотно будет отвечать на ваши вопросы. Стоит лишь подойти к нему немножко помягче…

— Кто спрашивает тебя, скотоложец? — повернулся к нему Кальмо.

— Плюнь, — сказал первый ладино. — Или забыл поговорку: научи свиней ходить на двух ногах, и все солдаты будут хрюкать.

Теперь все смотрели на него. Хозяин привел своих детей, чтобы они могли насладиться зрелищем; солдаты почти плясали на месте от волнения. Сержант поднял высокий табурет, стоявший у стойки бара, и я почувствовал спазм под ложечкой. Я знал, что стоит мне обнаружить хоть малейшую слабость или чувство жалости, и я не смогу больше командовать этими людьми. Тошнота то подкатывала к горлу, то отступала. Надо было чем-то побороть ее.

Я стал думать о том, что страдания отдельного человека тонут в океане боли и страданий, которые люди испытывают сию минуту во всех концах мира. Вот сейчас, в этот самый момент, сотни маленьких детей плачут, отданные во власть насильников, тысячи женщин умирают в муках от несчастных родов, миллионы больных раком взывают о спасении. Жрецы фанатических религий, удерживающие в своей власти третью часть человечества, терзают свои жертвы, ломают им кости, пытают и бичуют во славу господню. Мужчины, женщины и дети гибнут от напалмовых бомб, от пуль и штыков в малых войнах и восстаниях, о которых наши газеты трусливо умалчивают. Карательные войска высаживаются на африканском побережье, в Китае происходят социальные преобразования, и полиция во всем мире изобретает новые, все более действенные средства допроса арестантов.

Муки одного человека всего только крохотный атом в терпящей бедствие вселенной.

Когда сержант поставил табурет на место, второй ладино с готовностью ответил на заданные ему вопросы.

— Ожидается нападение индейцев, — сказал он. — Естественно, что для защиты города потребовались честные и храбрые люди.

— Каких индейцев? — спросил я. — О чем вы говорите?

— Бандитов, сэр. Поступили сообщения, что они опустошают окрестные деревни. Нас попросили выполнить наш гражданский долг. Мы, конечно, не могли отказать. Нам выдали оружие и немного денег на текущие расходы. Под угрозой жизнь и собственность граждан, честь наших жен и дочерей.

— Все ясно, — сказал я, — а куда делись остальные? Вы сказали, что вас было тридцать или сорок человек?

— Они в Джулапе, сэр. Их повезли в грузовиках сражаться с бандитами.

Человек, лежавший на полу, приподнялся.

Он закашлялся и сплюнул кровью.

— Я остался в городе, чтобы разыскать своего друга, — закончил второй ладино. — Он много пьет, и, если бросить его одного, с ним всегда приключается какая-нибудь история.