Василий Викторов: Приключения 1989

Опьяневший, он совсем недалеко отошел. Неверный шаг — и льдины, разойдясь на миг, сомкнулись над головой старика. Но, в общем, невелика потеря. Главное было сказано. Иныл, эта хитрая бестия, передал, что, лишь уважая старую дружбу, он, рискуя, приехал торговать в этот раз. Но пусть капитан не мешкает. Как только бухта освободится ото льда, пусть тотчас подходит.

Ишь, как заговорил этот Иныл. Прежде бы и голоса поднять не смел. Ждал, сколько нужно. И ещё в пояс кланялся бы… Э, да ладно. Поскорей бы забрать пушнину — и ходу. Может, последний рейс. Красные постараются закрыть эту лазейку. Но, слава богу, это будет ещё не сегодня.

Хорошо бы предупредить Иныла, что появился красный. Пусть бы принял меры. Но как это сделать?

Спросил у старпома:

— Как полагаешь, найдем за приличную плату смелого парня, который прогулялся бы на берег? Черт с ним, пусть бы оставался там, чтоб не рисковать лишний раз, хотя, если бы вернулся и принес мяса, это оплатилось бы особо.

Тот пожал плечами:

— Кто знает? Может, поговорить?

Но тон его был таковым, что становилось ясно — старпом и не рассчитывал, что найдутся желающие.

Кеп кивком отпустил старпома. А сам, достав из-за кровати початую бутылку виски, сделал пару добрых глотков, чтобы прочистить мозги.

Но что тут придумаешь?

Шхуна спустилась на зюйд. Вначале берег был пустынным. Кэп уже начал подумывать о том, что бог милосердный прибрал беднягу.

Но потом красного увидели вновь. Наверное, отдыхал. Ишь ты, идёт.

Заметив, что его вновь разглядывают в бинокль, Сергей вытащил наган, жалкую пукалку.

Кэп понимал, что красный уже не жилец. И всё-таки он дорого бы дал за эту железную игрушку, что у него в руках. После, через годы, на покое, она бы напомнила о жестокой северной земле, об этом сумасшедшем, притащившемся за караваном чуть ли не к самой бухте.

О, если бы кэпу было дано читать чужие мысли…

Сергей понял, что он подошел к последнему рубежу. Эти, что глазеют на берег, постараются убить его. Он им мешает. Что ж, одному против этой банды не выстоять, дело ясное. Но пусть сперва отважатся выйти на припай. А там поглядим…

Неужели этот красный не понимает, на что идет? Жизнь не прощает ошибок. Ведь помешать дюжине отчаянных парней, что приплыли сюда, — равносильно, как если бы шлюпка не уступила дорогу крейсеру. Может, эта жалкая попытка выглядит и благородно, но она безрассудна.

Кэп в долгом плавании от нечего делать прочел немало всякой белиберды, захваченной в дорогу. И подивился упорству русских. Он даже завидовал им. Одно было ему непонятно: что же движет этими фанатиками, готовыми принять смерть ради так называемого счастья на земле. Разве оно возможно? Рай, Эдем навсегда потеряны человеком. Это ещё из Библии известно. А надеяться, что воздастся в вечной жизни, за гробом, красным не приходится, ибо они не верят в бога. Так что же их ведёт? Каждого в отдельности? Неужели вот этому парню, достойному лучшей участи, будет какая-то выгода от того, что он не даст шхуне взять свою долю? Ради чего такие страдания, если самому-то ничего не перепадет?

Если всё пойдет, как намечено, то в матросских карманах зазвенят доллары. Неплохо получит и он, кэп. А ещё больше — хозяин шхуны, который сам в рейс не ходит. Но всё это гроши по сравнению с тем, сколько загребет тот, кто скупит пушнину оптом и потом, проветрив и расправив шкурки, чтоб мех играл, станет одевать в них красавиц. И почему не потрафить им, если за это есть кому платить, и платить хорошо? И зачем ты свалился на нашу голову, разнесчастный русский? Неужели ты и впрямь решил оставить женщин без мехов, а всех остальных без заработка?

Кэп философствовал. Шхуна медленно курсировала от бухты к югу и обратно. Русский шел.

Было видно в бинокль, как измотан он и оборван, как движется из последних сил.

Кэп всегда уважительно относился к силе. К тем, кто шел напролом и ничего не боялся. Вот и этот, видать, из такой же породы. Полдесятка дармоедов за него отдать не жаль, если бы довелось взять такого в команду. И платить за пятерых. Он стоил того. Видать, предки его привыкли всю жизнь напрягать жилы в ярме, оттого и он двужильный. За одно поколение такой характер не выковать.

Да, жаль парня. Но пусть не обессудит, у шхуны нет другого выхода. Нельзя одному оставить в дураках столько народа. Это будет несправедливо.

Не хотелось и думать о том, что будет, если парни прогуляются задаром. Кому нужны неудачники? Кого интересуют причины и обстоятельства? Хозяин лишь свистнет, и на пирс набежит куча народа, готового хоть к черту на рога, лишь бы подработать и, вернувшись, пожить с шиком, пока звенят в кармане монеты. А разве все они не так же сбежались и разве их не предпочли другим? В прошлое плавание вроде бы оправдали хозяйские надежды. И пожили красиво. Ради этого и теперь болтаются.