Павел Гейцман: Смертоносный груз «Гильдеборг»

— Не знаю, — сказал Гут с громким вздохом. Ему было наплевать на все, только бы не повышалась радиация. Приказали остановить — он остановил. Мы должны делать все, что прикажут те, наверху, а на остальное нам наплевать.

Теперь мы могли, по крайней мере, спокойно закурить. Курение, разумеется, было тоже запрещено. Не знаю почему, ведь не везли же мы нефть…

На море я попал впервые, благодаря Августе. О такой возможности можно было только мечтать. Платили главным образом за риск, и привлекало то, что после окончания пути половине экипажа разрешалось покинуть судно. Оставался только кадровый состав. Это было специальное судно, для специальных целей. Оно не было предназначено для длительного использования, оно должно было окупить себя за один рейс. Вцепился я в это место не раздумывая и держался обеими руками, да и кто бы не ухватился за него? Меня взяли только потому, что я был инженером-механиком. Всякий раз, когда я вспоминал об этом, мне становилось смешно. Инженер-механик с либеньской верфи. Где теперь эта верфь, и какой я теперь инженер… Так, помощник в машинном отделении. Скорее всего, меня взяли благодаря тому, что Августа переспала с капитаном Фарриной. Я делал вид, что об этом не догадываюсь, я не хотел знать, как было на самом деле. Августа была великолепна, по крайней мере, мне она такой показалась. Она танцевала и пела в одном из самых лучших амстердамских ночных клубов.

— Всей команде на палубу! — раздался по корабельному радио металлический голос капитана, и зазвучала сирена тревоги.

— Всей команде немедленно на палубу!

Но наш детектор Гейгера-Мюллера молчал. И личные дозиметры на промасленных спецовках не показывали никаких изменений.

— Занять места в спасательных шлюпках по расписанию!

— Учебная тревога, — с отвращением пробормотал Гут. — Ничего не случилось. Этот идиот не даст людям даже выспаться!

Теперь все стало ясно. Если все пойдет нормально, часа через два нас сменят. Я глубоко вздохнул. Учебная тревога. Никакой капитан не упустит возможность хоть одну внести в судовой журнал. Что, если бы…

— Ну что ж, сделаем передышку, — сонно зевнул Гут. Мы улеглись на кожух турбины возле спящего сердца корабля. И дремали, прикрыв глаза. На членов команды, несущих службу в машинном отделении, приказ не распространялся. Судно должно быть в любое мгновение под парами, готовым к плаванию. Давление не должно упасть. Только по прямому указанию капитана смена покидала машинное отделение и котельную. Это случалось, когда вода доходила до лопаток турбины и грозила опасностью взрыва котлов.

Мы услышали гулкие удары в борт корабля. Наверху опускали шлюпки. Гут удивленно поднял голову. Казалось, шлюпки спускают сломя голову, в панике. Ничего подобного при учебной тревоге не могло быть. Шлюпки не должны были даже коснуться борта корабля. Боцман за это разорвал бы парней.

— Мне это не нравится, Ганс, — сказал Гут, — не нравится мне это, черт возьми!

Команда была интернациональной. Немцы, французы, голландцы и я, чех.

Меня называли просто Ганс. Ганс Краус. С Гутом у меня были хорошие отношения, он приказывал, а я слушался. Этому уж я научился. Я забыл о своем дипломе — в этом мире он был ни к чему. Только, поэтому я с самого начала не потерпел крах. Сварщик корабельных конструкций на огромной гамбургской верфи. Мой диплом инженера не признавали, удостоверение сварщика — да. Каторжная работа, но — деньги. А мне они были нужны. Для себя и для Августы.

— Сбегай наверх, — неожиданно приказал Гут. — Взгляни, что там, собственно, делается?

Я выскользнул из машинного отделения. Ударов шлюпок уже не было слышно. И в котельной было тихо и пусто. Как же мы этого не заметили? Два марша вверх по железным трапам… В непривычной тишине ступени громко вибрировали и гудели. Перепрыгивая через две ступени, я летел на палубу. Уже не слышались ни сирены, ни голоса. Запыхавшись, я открыл тяжелую стальную дверь.

Сумрак и рассвет.

Потоп!

Удары моря.

Побережья не было видно. Открытая, бесконечная, залитая дождем равнина. Не равнина, нет! В двухстах метрах по правому борту высилась пятнистая, серо-зеленая стальная гора. Ракетометы на баке, а на самой высокой мачте вращающийся радар. Я никогда не видел такого корабля. У него не было ни флага, ни названия, ничего, что можно было бы запомнить.

Стая белых безмоторных шлюпок летела от борта «Гильдеборг». Я посмотрел на капитанский мостик — пусто!

— Гут! — заорал я вниз, в стальной шахтный ствол. — Гут!