Михаил Демиденко - За Великой стеной

— Знаю, я бывал в портах.

— И вот джентльмен говорит: «У меня двадцать одно». Я ему, — рассказывает житель Чикаго, — покажи! Партнер оскорбился: «Сэр, настоящему джентльмену верят на слово». И как поперла мне карта, как поперла!

— Забавная история, — рассмеялся человек с янтарными глазами. — «Поперла»! Вот молодец! Узнаю хватку Чикаго. А он случайно был не итальянец?

— Нет, стопроцентный...

— Янки... Молодец. Вам, англичанам, далеко до него. Вас погубили мертвые традиции. И высокомерие. Да, да... И если вы затронули эту сторону, бросьте пыжиться. Я понимаю, что вам оскорбительно при жизни поколения превратиться из перворазрядной державы в третьеразрядную. Последним англичанином был Черчилль. Да, да! С ним умерло величие Великобритании. Так что перестаньте плевать вслед промчавшемуся экипажу. И вы должны молчать. Забыть, что прочли в дневниках. Да у вас к тому же нет даже копий дневников. Оригиналы и фотокопия у нас. Все! Хватит нам трепачей в собственных газетах, которые выдают государственные тайны. С вами проще. Это не угроза, а постфактум. Даете вы слово молчать или нет?

— А если я поведу себя как тот житель Чикаго?

— Вы родились в Шанхае.

Я замолчал. Отключился. Я не слышал, что говорил человек в форме полковника, я думал о том, что, оказывается, я живу как на ладони. Они знают все. Но откуда?

— Это тюрьма? — спросил я.

— Гауптвахта.

— Я арестован?

Он пожал плечами.

— Насилие! Пиратство... Это беззаконно!

— Вы сами поставили себя вне закона...

— Вернее, беззакония. Вы меня снимаете с корабля, не имея на это никакого права, — я был на посудине под флагом третьего государства, то есть вы меня арестовали на территории, не принадлежащей Штатам, тем более в открытом море, где действует экстерриториальность. Вас надо судить за пиратство и повесить на рее, как это делали в старое доброе время.

— Не собираюсь вступать с вами в юридический спор, — сказал янтарноглазый офицер. — Подумайте. Надеюсь, вас убедит в моей правоте ваш друг.

Он встал, лязгнули запоры. Я остался один. Да, здесь даже лампочка под потолком была на запоре. Пройдоха Ке читал стихи, чтобы воспрянуть духом. А почему бы и мне не воспользоваться его рецептом? На ум пришли «Стихи семи шагов» древнего китайского поэта Цао Чжи.

Как-то его вызвал во дворец император. Прежде чем поэту преподнести шелковый шнур на подушечке, что означало лишь одно — поэт должен удавиться, император задал задачку: сочинить экспромтом стих на заданную тему. Тема — о братьях, но слово «братья» не должно упоминаться. Экспромт выдать через семь шагов.

Император Цао Пэй простил поэта Цао Чжи. Простил? Но поэт ни в чем не был виноват.

Офицер упомянул про друга... Что это за ботва, которая торопится сварить бобы?

Вновь открылась дверь. Вошел другой офицер в форме капитана. Одна рука у него была на перевязи.

Это был действительно мой друг — Боб! Ему чертовски шла военная форма.

Он что-то говорил и говорил. Но я не слушал. Все-таки я умел отключаться, и это было спасением, иначе бы я должен был размозжить ему голову. Боль... Пытки изобрели для того, чтобы через плоть сломать сознание. Мое сознание ломали по «прямому проводу», без «посредника».

— В конце концов, в интересах твоих и твоей невесты... — осмыслил я слова моего «друга».

— Хватит ерунду молоть... — не выдержал я. — Ты хоть Клер не трогай. Пользовался ее гостеприимством...

— Я искренне желаю ей счастья, она замечательная женщина. Помнишь, как она пришла к нам на выручку?

Я от его наглости на самом деле чуть не отключился.

— Кому нам? — сказал я, и это было ошибкой, надо было молчать, не слушать его речей. — Мне! Ты же был с бандитами заодно.

— И они чудом меня не убили! — обиделся Боб. (Он еще и обижался.) — Ты здоров, а руку продырявили мне. И все из-за твоего легкомыслия.

— А потом ты меня предал и меня же арестовал. А Комацу выпустили?

— Нет, он здесь, им интересуются высшие инстанции. Благодаря тебе мы вышли на него.

— Ладно, что тебе нужно?

— Ты возмущен, что я разведчик? Мне пришлось доложить о тебе — ты увез негативы. Тебе совершенно не нужен этот материал.

— Это мое дело.

— Твое... А мое? Сделать все возможное, чтобы материал ушел в песок? Соглашайся молчать, ты получишь гонорар, а то вообще ничего не получишь — у тебя нет оригиналов, остальное — плоды изощренной фантазии. Я все сделаю, чтобы помочь тебе. Ты влез в большую политику. И дело не в наркотиках или контрабандном золоте — это мелочи. Игра идет намного крупнее — на миллиарды. Здесь точка опоры экономики.