Остин Райт - Островитяния. Том второй

— Рядом с хижиной.

— Почему же вы не вернулись в укрытие?

— Я даже не подумал об этом. Первой моей мыслью было разбудить Дона.

— И что потом?

— Вернуться, чтобы отстреливаться. Дон подоспел тут же.

— Но вы могли бы укрыться.

— Да, хижина была всего в нескольких ярдах. Но это не принесло бы никакой пользы. С той стороны, откуда стреляли, не было окон.

— Стало быть, вас легко могли загнать внутрь и окружить.

— Да, стоило только зайти в сторожку. Мне это даже не пришло в голову. Потом Дон приказал бежать к краю провала, к тому месту, где мы обычно спускались.

— Значит, у вас не было иного выбора, кроме как запереться в сторожке или бежать через открытое пространство?

— Мы могли забежать в сторожку и подняться с той стороны или прямо бежать вниз, в долину, но я тогда не сообразил.

— Если бы вы спустились в долину, вас могли бы настичь люди, убившие Самера?

— Могли бы.

— А если бы удалось подняться наверх?

— Тогда мы ушли бы от них, уверен. Там был крутой выступ, он бы нас прикрыл. Но что толку? Тогда нам пришлось бы спускаться самым окольным путем и мы не успели бы никого предупредить.

— А был ли еще выход из лощины, где вы находились? — спросила Дорна.

— Да, был.

— Кажется мне, — сказал Тор, — что у вас с Доном был очень неплохой шанс спастись наверняка, но вы выбрали опасный, рискованный путь, чтобы успеть.

— Дон мог бы и догадаться, все взвесив, но не я. У меня не было никаких сомнений в том, что нам следует делать. Дон отдал приказ, и я его выполнил.

— Это был истинный подвиг, — сказал Тор.

— В этом и состояла наша задача. Они помешали нам дать сигнал. Надо было придумать, как выйти из такого положения.

Смерть Дона обходили молчанием. Зато все расспрашивали о подробностях моего бегства, и я рассказал им как мог о себе и о стойкости и сообразительности Фэка.

Скоро разговор зашел о мерах, предпринятых лордом Дорном. Он немедля отправился вместе с Эккли во Дворец, а затем — к графу фон Биббербаху, хотя было уже поздно.

— Мы пошли втроем, — сказал Тор. — Граф попросил отсрочки и расследования. Он был в крайнем замешательстве, когда Эккли показал ему найденную у убитого горца карточку. Лорд Дорн, со своей стороны, сказал, что об отсрочке не может идти и речи, поскольку в опасности не только королева, но и все жители долины… Известие о том, что королева в опасности, произвело на графа глубокое впечатление, и он даже не нашелся что ответить. Мы сказали, что гарнизоны будут поставлены в течение ближайших дней. Граф ответил, что не знает, какие последствия это может повлечь. Единственное, что он мог сделать, — это известить свое правительство. Будут предприняты все меры к наказанию виновных, хотя потери имелись с обеих сторон. Вооруженные дозоры на перевале — несомненная провокация, к тому же они ставили под сомнение эффективность германской полиции. Если перевал был бы свободен, кто знает, как могли развернуться события. Кроме того, дозорные на перевале даже не являются военными… Словом, он изо всех сил старался вывернуться. Чего ждать дальше — не знаю.

Тор снова взглянул на Дорну:

— Впрочем, я в любом случае пробуду здесь день-два, не больше. Потом хочу вернуться в столицу… Мы могли бы поехать вместе с Лангом. Лорд Дорн хочет видеть его.

Дорна беспокойно пошевелилась.

Из гостиной мы перешли в залу с низким потолком. На полках вдоль стен ярдами расположились книги, некоторые из них явно очень старые. Возле большого камина стояло продолговатое старинное кресло из темного дерева.

Дорна села в него, вытянувшись и со вздохом облегчения заложив руки за голову. Беременность пока не слишком заметно отразилась на ее фигуре. Сияние ее красоты сейчас не могла затмить даже красота Тора. Волосы мягкими волнами обрамляли скулы. Длинные черные ресницы отбрасывали тени. Лицо лучилось довольством и покоем. Губы были полусомкнуты, словно в мирной улыбке. Они стали сочнее и словно ждали поцелуев, уже зная их вкус, и вместе с тем невинные.

Тор подошел и встал рядом с ней, улыбаясь.

— Кресло Альвины, — сказал он тоном, в котором слышалась едва уловимая, добродушная ирония.

— Я хочу, чтобы мой ребенок был другим, — ответила Дорна, угадав его намек. — Пока он мой. Потом можете делать с ним что хотите. Я люблю думать об Альвине и поступать так, как могла бы поступить она. Это единственная великая женщина, когда-либо жившая в нашей стране.

— Более великая, чем любой король, — ласково заметил Тор.